* * *
Как легко догадаться, мы оказались в болоте. Леди Эльза не соизволила остановиться на ночевку, так что за день ее работники проплыли совсем мало. Мертвым вообще свойственно забывать, каково это — быть живыми. Так что к тому моменту, как сутки были на исходе, посудины семейства Снорлдинсонс причалили к небольшому островку. Дождавшись, когда стемнеет, я отправился на разведку.
За годы работы помощником шерифа я неоднократно участвовал в законных и незаконных поисках имущества. Так что и предстоящую ситуацию знал как нельзя лучше. Засев в тростнике, справа от лагеря леди Эльзы, я приготовился ждать. Ближе к полуночи раздался дикий крик, и все забегали. Конечно же, дама решила, что кто-то ее ограбил. И первым делом устроила всем обыск. За это время я успел подобраться к границе лагеря и пошарить в ближней лужице. Выловив что-то, слегка похожее на шкатулку, я быстро отполз на дальний край острова и дал сигнал висевшему в воздухе Императору.
Стараясь не шуметь, Антуан подвел нашу плоскодонку ближе, и я аккуратно шагнул на ставшую уже привычной поверхность.
— А теперь — быстро отсюда! Ориентир — Большой скорпион.
Юноша кивнул. Нам оставалось надеяться, что леди Эльза уже так достала проводников, что они хотя бы до утра не станут объяснять ей, куда делась Корона.
Брат с сестрой гребли, что было сил, а я принялся всерьез допрашивать Императора. Теперь, когда мы заполучили артефакт, неплохо было бы и разобраться, за чем же я гоняюсь четвертый день по двум мирам.
— Как действует ваша Корона? Она обязывает людей подчиняться вам?
— Нет. — Вильгельм махнул костью. — Она вынуждает всех, кто принес присягу, соблюдать мои интересы. Даже если меня нет рядом. Даже если я сошел с ума или лежу при смерти — каждый, кто видел меня в короне, будет верен моим интересам.
— Интересам вас, как человека, или вас, как монарха?
Вильгельм задумался.
— Знаете, я никогда не разделял… Наверное, как монарха. Ведь после отречения присяга перестала действовать, и меня в итоге смогли даже убить!
Я кивнул. Ну что ж, возможно, в этой вещице и нет ничего страшного. Ведь нельзя просто так объявить себя королем. Или можно? Как сложно-то…
Через два часа я сменил уставших гребцов. Мне не хотелось останавливаться, так что я продлил свое дежурство до утра. Что-то подсказывало, что день выдастся жарким.
Лодки леди Эльзы показались сразу после полудня. Были они далеко, да и направление выдерживали не очень точное, но то, что проводники объяснили даме, куда делась ее находка, представлялась очевидным.
— Сэр, а можно задать вопрос? — Антуан, явно очень волновался.
— Да, конечно. И я не сэр, зови меня Ричард.
— А куда мы плывем?
Я пожал плечами:
— В факторию, конечно. Вашу находку надо показать эльфам, а там кто-то из них всегда есть.
Юноша с тоской посмотрел на мелькающие вдалеке лодки.
— Они нас скоро догонят.
— Да. Но местные не будут со мной спорить, а нехорошая леди может кричать, сколько ей вздумается. Никакого толку от этого не будет. Корона останется у меня.
И ведь я был совершенно уверен в своих словах!
На ночевку мы остановились на маленьком островке и даже смогли развести костер. Преследователи были где-то рядом, но я их не боялся — мало дураков связываться с человеком, который олицетворяет собой закон.
Ближе к полуночи мои спутники уснули, даже Вильгельм оказался под одеялом. А я решил проверить, как там наш артефакт.
И не нашел его. Ни там, где я его положил, ни где-либо еще. Он потерялся. А это значило только одно — что мы нашли его незаконно. А это значило, что…
— Вильгельм! Какого черта! Что было в завещании?!
Антуан и Вильгельмина, наверное, подумали, что я сошел с ума, но мне было все равно.
— Что было в завещании?
Последний Император плавал надо мной безмолвным облачком.
— Кому вы завещали Корону?
— Никому. Я подарил ее жене.
Я уселся на землю и обхватил голову руками. Вот так вот. Подарил. И то, что нет никаких письменных доказательств, — неважно. Корона знает, что у нее сменился владелец, и точка.
— А почему тогда спрятали ее?
Призрак понурился:
— Я не прятал. Она просто оставалась в Летнем дворце, когда меня убили. Ну и я подумал, что наверняка ее там и бросили — ведь никто не верил, что это всерьез.
