– Я думаю не об этом, – признался Ло Фенг. – Как они нашли нас?
– Точно так же, как нашел нас жнец, – прошептала Рит. – Дай-ка мне его меч.
На коленях рыжей девчонки меч чудовища показался еще более ужасным и громадным, чем тогда, когда он сверкал в руках жнеца. Рит погладила его, внимательно осмотрела, с трудом удерживая в руках, затем кивнула сама себе, словно нашла ответ и вдруг провела ладонью по лезвию, окрашивая его собственной кровью.
– Нет! – жестко сказала она метнувшимся к ней Трайду и Сварти и вдруг запела вполголоса что-то вроде того, что она пела, будучи распятой на стене Водана. Ее тихий голос наполнил собой ложбину, зазвенел в щепе обгорелого дуба, овеял тела сраженных стражников, умчался в серое утреннее небо. Он затих, когда весь меч был покрыт кровью.
– Не подходите ко мне, – прошептала осипшим голосом Рит, заворачивая окровавленный меч в холстину. – Больше он не позовет к себе ни жнеца, ни кого-нибудь еще, и его можно нести, но пусть ко мне никто не подходит.
– Почему? – спросил Ло Фенг.
– Опасно… – прошептала Рит.
– Что делать с бароном? – крикнул из ложбины Руор.
Пленник был накрепко прихвачен перекинутым через седло.
– Стеганите лошадь, – ответил Ло Фенг. – Может быть, она окажется умнее своего хозяина.
– Смотрите! – вскрикнула удивленная Шаннет. – Смотрите сюда!
Ло Фенг повернулся к черноволосой воительнице. Она показывала пальцем на дуб. Его черные ветви покрылись молодой листвой.
– Это ты сотворила, Рит? – ойкнула Сварти.
– Это просто весна, – стиснула зубы кимрка.
«Запоминай дорогу,
убегая от самого себя».
Пророк Ананаэл
Каменный завет
Как было начертано в древних свитках, которые в свое время попадали и в руки Торна, как бы он ни сетовал на увлечения непоседливой дочери, священные камни явились в день Кары Богов. В тот миг, когда небо наполнилось пламенем, а земля содрогнулась, спасением и опорой для немногих выживших стали внезапно появившиеся менгиры. Кто-то говорил, что они были сброшены с неба, как бросают с борта корабля утопающему пробковый плот. Кто-то заявлял, что они выросли под огненным дождем, как вырастают за одну дождливую ночь целебные грибы. Но в одном сходились все – боги не забыли о своих детях. И даже решив покарать их, оставили лазейку для спасения и надежды. Именно так говорилось в древних манускриптах. Хотя, вряд ли хоть один из этих пергаментов был заполнен в самые трудные дни. В мгновения охватившего их отчаяния людям, оказавшимся среди трупов близких, на развалинах жилищ, в пламени и болезнях, было не до летописей. Но уже на десятом году после наступления великой беды в уцелевших поселениях появился седоволосый странник, который называл себя пророком Ананаэлом и возвещал о великой скорби и великой любви богов к тем, кому довелось пережить ужасные дни. Так что, скорее всего свитки писались первыми храмовниками, а верить им у Торна получалось едва ли не хуже, чем верить колдунам.
Не считая тех камней, что за тысячу лет обросли деревеньками или постоялыми дворами, лишь два менгира в Беркане появились внутри поселений. Один в поселке соледобытчиков Урсусе, другой в деревеньке, ставшей со временем крепостью Опакум. Один вздымался над домами сверкающей стелой, другой торчал на скалами черным клыком. Один прославился в прошлом тысячами чудесных исцелений, другой не исцелял никого и никогда. Вокруг одного постепенно вырос город, другой при появлении разрушил древнюю часовню, но со временем стал частью крепостной стены, возвышаясь над ней словно своевольная неотесанная башня. О том, что черная скала, торчащая из опакумской стены, – менгир, сообщали все хроники. Еще бы, это был единственный мертвый менгир из сотен их, разбросанных по Терминуму, и этакая диковинка привлекала немало любопытствующих к самой западной берканской крепости, Фрига-то, как ни крути, была крепостью вандилской, отнятой у темнокожих правителей едва ли не в той же древности. Паломники никогда не направлялись к Опакуму специально, никакого толка не было от мертвого камня, но крепость стояла на тракте, и всякий случившийся в этих краях не упускал случая провести ладонью по черной поверхности, тем более, что коснуться камня можно было как изнутри крепости, так и снаружи. Но слава менгира из Урсуса затмевала известность каменного нароста из Опакума, как тень от горы затмевает придорожный валун.
