– Почему? – с трудом выдавил Торн.
– Он сказал, что твой сын слишком вкусный, – прошептал Падаганг.
– Скажи ему, что я готов с ним сразиться, – ответил Торн.
– Уже говорил, – мотнул головой Падаганг. – Предлагал и себя, и тебя. Он не будет сражаться. Он сказал, что вандил не сражается со скотом. Он режет его. И добавил, что его воины убьют нас в тот же миг, когда мы обнажим оружие. А если мы его не обнажим, то проживем чуть дольше. Сначала они съедят девчонку.
Гледа стояла, стиснув рукоять меча, и думала лишь об одном, что одна из тех костей, на которых она стояла, могла оказаться костью ее брата. И что всякая смерть ужасна, но самое ужасное в том, что ее брату суждено было погибнуть именно так, послужив пищей этому зверью, которое все еще держало в руках какое-то оружие, но утратило даже тень сходства с людьми. Она даже перестала слушать, что говорил Падаганг, поэтому, когда ее отец выдернул из ножен меч и пошел на галдящую толпу чудовищ, тут же оказалась рядом, и не услышала от Торна ни единого слова. И уже чуть позже, когда началась схватка, и она поняла, что из-за башни вылетели их спутники и врубились в визжащую толпу людоедов с тыла, слух к ней вернулся, но лишь для того, чтобы она могла слышать вопли умирающей мерзости в человеческом облике.
Схватка еще продолжалась, когда она вслед за Торном метнулась в полуобрушенный проем и среди вони и крови нашла на куче можжевеловых ветвей едва живого Макта. У того не было одной руки и сил даже на удивление. Когда его вынесли на воздух, он не мог говорить и попросил воды.
– Свет, – прохрипел Макт, напившись и загораживая лицо культей. – Отвык от света. Ты представляешь, отец? Они сожрали мою левую руку. Сказали, чтобы я сам выбрал, с чего начнут… Представляешь? Ту самую руку! Не хмурься, я давно простил тебя, просто не знал, как к тебе подойти. Гледа! Представляешь? Они сожрали мою руку!
– Я едва не опоздал, – глухо обронил Торн.
– Все хорошо, – рассмеялся Макт. – Левая рука. Ерунда. Я правша. Сестренка!
– Мама погибла, – прошептала Гледа, и Макт осекся.
– У нас потерь нет, – подошел к Макту, протирая меч, Друкет. – Святые боги, как ты продержался, парень?
– Этот Мабок, – Макт с трудом сдерживал слезы… – любил поболтать. Он каждый вечер разговаривал со мной. Поэтому меня оставили… напоследок. Подожди, Друкет. Мне нужно отдышаться.
– Все будет хорошо, – прошептал Друкет, поворачиваясь к Торну. – Жаль только, что этот Мабок убежал. Ринулся прочь, едва началась схватка. Почувствовал, что дело плохо. Ничего, такого здоровяка легко будет найти. Я рад, что твой парень жив, Торн. И я не могу себе простить, что не нашел его раньше. Не могу.
– Он жив, – прошептал Торн, покачиваясь из стороны в сторону, – мой сын жив!
– Жив, – согласился Друкет. – Твой сын отличный парень. Весь в отца. Тебе есть чем гордиться. Мы говорили с ним о тебе. Но что-то не так…
– Что не так? – застыл Торн.
– Не могу пока понять, но чувствую… – проговорил Друкет, и вдруг метнулся в сторону.
Гледа замерла. Время снова стало тягучим и неповоротливым. Но даже в этом медленном времени происходило что-то настолько стремительное, что Гледа не могла противостоять ему. Она могла только видеть. Короткую стрелу, летящую ей в грудь. Такую же стрелу, летящую в грудь Макту. Одну на двоих радость на лицах Андры и Фошты, которые уже оказались верхом. И меч Друкета, который странным, невозможным образом отбивает стрелу, предназначенную ей, и принимает вторую стрелу в собственное сердце.
Раздался топот копыт мчащихся прочь всадниц и шум падения почти мертвого тела.
– Брет, – прохрипел Друкет, схватившись за грудь. – Подойди.
Побледневший Брет встал над умирающим.
– Возьми медальон у меня на груди, – забулькал кровью Друкет. – Но не открывай до тех пор, пока не подойдет человек, который попросит тебя об этом. Он… скажет, что там. И потом… слушай этого человека. Он придет… скоро… И вот еще… – Друкет задергался, изогнулся и выдернул из-за пояса сверток. – Отдашь ему. И уходите, уходите отсюда. Бойтесь женщину с худ…
– Умер, – прошептал Торн.
Гледа пошатнулась, и упала бы, если бы Соп не схватил ее за плечи. Все это – Белая башня, растущая из костей и крови, близкий лес, брат с отрезанной по локоть рукой и перетянутыми в коленях ногами, заплаканный отец, молчаливые друзья – все это вдруг навалилось на нее сильнее, чем тяжесть на исходе карниза над бездной. Сил у нее не осталось.
