— Нет, родной, не так, — покачал головой Верген. — За спину руки, за спину… Вот так. Давай, Карвен.
«Связывать противника — совсем не то же самое, что вязать узлы на ножках табуреток или даже на руках наставника, — подумалось Карвену. — Совсем другое чувство».
— Легче, Карвен, легче… не то чтобы мне было жалко его рук, но это ведь не последний твой пленник. Давай уж сразу правильно. Да. Так. И следи за тем, чтобы связываемый не напрягал рук. Связать напряженные руки — все равно что вообще не связывать. Такой, как этот, живо освободится от веревок.
— Нет, — внезапно подал голос пленный наемник. — Не сейчас.
— Что значит — «не сейчас»? — удивленно переспросил Верген. — Тебя вроде бы ни о чем не спрашивали.
— Я ж не псих какой, чтобы пытаться сбежать… от тебя, — буркнул наемник. — Потом — конечно. Мне все одно петля светит. Конечно, сбежать попробую. Но не сейчас же. Я ж еще не совсем из ума выжил, чтобы от такого, как ты, бегать!
— Из ума ты выжил гораздо раньше, — проворчал Верген. — Когда согласился на это ваше задание.
— Угу, — понурился наемник. — Точно из ума выжил. И ведь чуяло сердце, что добром не кончится. Но такие деньги… а мне семью кормить. Знаете, небось, каково, когда голодные дети в глаза смотрят? Хлеба просят?
Карвен дрогнул.
— Не знаем, — жестко ответил Верген. — У нас детей нет. Кстати, Карвен, имей в виду — многие великие воины попадались в эту нехитрую, в общем — то, ловушку. Отпускали врага. Дети у него голодные… жена плачет… жена твоя знает хоть, куда и для чего ты собирался? Дети твои в курсе, чем их папа на хлеб, зарабатывает? Да если у тебя и впрямь есть жена и дети… это какой же грех кровавым — то хлебом семью кормить?!
— А хоть каким… — вздохнул наемник. — Хлеб, он и есть хлеб. Брюхо набил, и ладно.
— Если бы у тебя и впрямь была семья, для нее счастьем было бы от тебя избавиться, — сказал Верген. — Вот только у тебя нет семьи.
— Нет, — безразлично ответил наемник. — Это я так… не то чтобы я на что — то надеялся… просто по привычке…
— Понятно, — усмехнулся Верген. — И раз уж тебе приспичило поговорить, давай перейдем к делу. Расскажи — ка мне, какого черта вы здесь делали? Кто вас послал, какое было задание, как вас сюда переправили, когда и по какому сигналу вы должны были приступить к акции, где должны были собираться после ее выполнения и сколько вам обещали заплатить. Да смотри не лги, не то я могу и передумать отвозить тебя местным властям. Здесь останешься.
Наемник тоскливо посмотрел на валяющийся в пыли собственный пистолет. Все еще заряженный… столь близкий… столь недостижимый… горестно вздохнул и принялся рассказывать. Все равно от этих двоих не сбежишь. И не разжалобишь. Лучше им все рассказать, и пусть передают местной страже. А там, если сразу не вздернут, можно попробовать выкрутиться.
Он откашлялся и заговорил.
— Ясней, пожалуйста, — на десятом слове перебил его Верген. — Кого именно вам было приказано убивать?
— Всех… — выдавил из себя наемник, корчась под взглядами, словно лист бумаги в огне.
— Что значит «всех»? — спросил Верген. — Сколько я понимаю, вашей целью был Тиэли, небольшой городок к западу от этого места, совсем недалеко, верно?
— Да, — всхлипнул наемник.
— Вот и расскажи, что вы там должны были делать. И без слез, будь добр, лишних носовых платков у меня нет. Итак, мы слушаем. С самого начала и очень подробно.
— Сидеть здесь, ждать, пока не пройдет армия… потом по сигналу мага… он должен был прийти и передать сигнал к началу акции… по сигналу — выступить. Подавить сопротивление, если будет… и убивать… Всех, кого найдем… городок — сжечь… потом… идти к деревням Ренешт и Фарнари и все сжигать. Всех убивать, сеять панику… колодцы травить…
— Я был прав, — прошептал Верген. — Армия.
Наемник говорил долго. Понукаемый вопросами Вергена, он рассказал все.
— Однако… Его величество король Эттон на сей раз превзошел себя, — поморщился Верген. — Я всегда знал, что он мерзавец и трус, но даже и не подозревал, что он самый настоящий злодей. А ведь такое и на вечное проклятие тянет, и на отлучение от церкви.
Было в его спокойном голосе что — то такое, отчего мурашки по коже бежали. День наверху клонился к вечеру. Заходящее солнце уже не так ярко освещало верхний зал. Нижний же постепенно затопляла мгла.