– Здрасте. Позовите, пожалуйста, Алешу, – отрывисто произносит Тушнов, не переступая порога.
– Сейчас... Ты заходи. – Флора Александровна слегка растеряна.
– Можно, да? – быстро переспрашивает Тушнов.
Он входит, и несколько мгновений все его разглядывают. Потом Флора Александровна кричит – громко и несколько нервно:
– Алеша, к тебе товарищ!
Виктор отступает от двери. «Не Инна... И как это я себе вообразил только...»
– Привет! А я не слышал, как ты пришел, понимаешь, я на рояле играл... – тараторит Алеша, выбегая навстречу Тушнову. (Он так частит, что Флора Александровна вспоминает, как его в свое время лечили от пулеметности речи.)
– Умеешь? – спрашивает Василий, глядя вбок.
Алеша уводит его в столовую.
Проводив их взглядом, Флора Александровна поеживается:
– Как-то тревожно даже... Не хочется оставлять их одних.
– Что страшного, подумаешь! – пожимает плечами Зоя. – В крайнем случае, Алешка на этот раз даст ему сдачи.
– А может, не даст? Может, Алешка – толстовец, непротивленец? Мы же не знаем его взглядов, настроений... – говорит Саша.
– Остришь? – спрашивает Зоя.
– Да, настроения... – Флора Александровна что-то вспомнила. – Была я сегодня в школе по поводу Алешиных дел, и вдруг мне говорят, что Виктор...
С полотенцем через плечо появляется Виктор. Он идет в ванную сполоснуться.
– И что же тебе «вдруг говорят»? – небрежно осведомляется он.
– А ты, оказывается, дома... Говорят, что ты написал очень странные... – Она обрывает себя. – Ну, это разговор серьезный. Сначала тебя накормлю.
– Спасибо.
– Сейчас тебе разогрею...
Тем временем в столовой Тушнов, кажущийся чуть пришибленным в непривычной обстановке, легонько отводит руку Алеши, который протягивает ему два увесистых альбома.
Указывая на рояль, он спрашивает:
– Ваше?
– Конечно, – просто отвечает Алеша.
– «Конечно»! Бывает, на время пианино берут.
– Это не пианино. Рояль. На нем, говорят, один раз сам Рахманинов играл.
– Специалист был?
– Выдающийся композитор, – поясняет Алеша почти без наставительности.
– А... – говорит Тушнов. – Вообще-то неплохо у вас. – Он широко разводит руки в стороны. – И метраж... и... – Он указывает на картины, висящие друг напротив друга: на одной изображены пушкари, ведущие огонь прямой наводкой по наседающему противнику, на второй битая дичь в соседстве с очень яркими овощами – помидорами и красным перцем.
Алеша раскрывает альбом и негромко произносит:
– А это папа...
Тушнов смотрит:
– Генерал был?
– Генерал-лейтенант артиллерии, – уточняет Алеша.
– В войну убило?
– Что ты! Мне уже год был, когда он умер. Инфаркт. – Минуту Алеша молчит – не скорбно (ведь он не помнит отца), а просто как положено, он знает, в таких случаях, – потом оживленно рассказывает: – А во время войны папа один раз перед наступлением сосредоточил двести орудий на километр линии фронта! Про это в истории Отечественной войны есть. Папа первый такую плотность огня создал! Двести орудийных стволов на один километр, представляешь?!
– Ого! – Тон у Тушнова не очень прочувствованный. – Пенсию за него получаете?
– Получаем. Мать – пожизненно, а я – пока институт не кончу.
– Много, да?
– Не знаю... – Маленькая заминка. – Мама говорит, меня это не должно интересовать. А твой отец жив?
– Как будто жив, – говорит Тушнов и пожимает плечами, не то удивляясь этому, не то в этом сомневаясь. – Я его не видал пока что...
– Ну да?! Как это?..
– Да! Они с матерью... – Он хмурится и, точно уже ответил, спрашивает сам: – Брат стихи пишет?
– Чей?
– Твой.
– Кажется!
– «Кажется»! Точно. Я слыхал, из десятого класса ребята говорили: стоющие стихи. – Васька понижает голос. – Ему даже за них попало. Его, может, за них будут тягать...
– Я не знал, – говорит Алеша.
– А он дома сейчас?
– Виктор? Не знаю. Кажется. А что?
– Ничего.
И тут Алеша понимает, что Василия интересует не он, а Виктор. Но Алеша не очень самолюбив. Ему, в сущности, все равно, чем гордиться: своими марками или своим братом, своей игрой на рояле или тем, что на этом рояле играл один раз сам Рахманинов. И он снова раскрывает альбом и дружелюбно предлагает:
– Показать тебе фотографии нашего Виктора, когда он был маленький? Зоя сама снимала.