– Дети! – предложил Гайдуков. – Повторим наказ новоиспеченному. Итак... – Игорь окинул всех взглядом, как дирижер, проверяющий готовность оркестрантов. – Итак: задача Валерия – добиться, чтоб пятый «Б» был достоин нашей школы, которая уже много лет служит...
– ...примером всем школам района! – хором закончили девочки эту хорошо знакомую фразу.
...Когда ребята по очереди довели до самых дверей всех девочек, кроме Лены, Гайдуков толкнул в бок Станкина и сказал:
– Лена, мы со Стасиком немного торопимся. Одно дело у нас... Так тебя Валерий один проводит. Охрана вполне надежная: боксер высокого класса!
И Валерий внезапно остался с Леной наедине.
– Ты на самом деле боксер? – с интересом спросила Лена.
– Учусь пока, занимаюсь в секции.
– Давно?
– Год.
Она оглядела его профиль.
– Говорят, у всех боксеров носы приплюснутые, – сказала Лена, – а у тебя, по-моему, обыкновенный, курносый.
– Не сломали еще, – пояснил он сухо.
– Удалось сберечь?
Разговор о собственном носе, сбереженном и курносом, был для Валерия отчаянно труден.
– Да, – ответил он. – Вот я хотел тебя спросить... – Он еще не знал в эту секунду, о чем спросить, но «переменить пластинку» нужно было немедля. – Действительно, Макаренко называет мальчишек пацанами?..
Лена в упор посмотрела на Валерия так, будто он совершил нечто невообразимое, непростительное.
«Что такое?» – встревожился он.
Затем она чуть улыбнулась, как человек, еще надеющийся, что, может быть, услышанное – не дурная новость, а просто глупая шутка.
– Ты разве не читал «Педагогическую поэму»?
– Не читал. Слыхал про нее, конечно, а так что-то не попадалась.
– Ну, понятно, – сказала Лена пренебрежительно.
Странно! Она больше ничего не добавила, шла по-прежнему рядом, но все переменилось. Он чувствовал себя уже не спутником и защитником Лены, а так, словно непрошеный увязался за нею. Ему было очень неудобно идти и молчать. И так же нелегко – заговорить.
– Что же, без этой книжки, – выдавил из себя Валерий, – и прожить нельзя? – И ухмыльнулся, заботясь больше всего о том, чтобы не было заметно его смущение.
Лена тотчас отчужденно ответила:
– Смотря как прожить!..
Валерий не преминул бы съязвить в свою очередь, но не успел: Лена остановилась.
– Ну, я уже пришла, – сказала она. – До свидания.
Оказалось, что напротив – ее подъезд. Ему было знакомо это высокое, темно-серого камня здание с выпуклыми римскими цифрами на фронтоне. Цифр было так много, что на ходу Валерию никогда не удавалось вычислить, в каком году дом воздвигнут.
– До свидания, – ответил Валерий и таким тоном, словно делает Лене уступку, добавил: – Ладно, книжку я прочитаю.
Лена пожала плечами и направилась к своему подъезду. На ходу обернувшись, она безразлично проронила:
– Могу тебе дать.
– Если можешь, пожалуйста. Я читаю быстро.
– Ну, зайди на минутку.
– Лучше вынеси...
Все-таки он поднялся с нею в лифте на пятый этаж, но в квартиру не вошел, а остался ждать на лестничной площадке. Через минуту Лена вынесла ему книгу и, слегка кивнув, сразу затворила за собой дверь.
На улице Валерий открыл портфель, но толстая книга не влезала в него. Тогда он вынул из портфеля несколько учебников, и «Педагогическая поэма» поместилась. Учебники Валерий зажал под мышкой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В этот день учителя не раз обращали внимание на то, что Саблин очень рассеян. И недаром. Он думал только о предстоящей встрече со своими пионерами. Даже тогда, когда вопрос учителя бывал так прост, что руки дружно поднимали все, Валерий продолжал сидеть с безучастным видом. Единственный ученик, не тянувший вверх руки, бросался, конечно, в глаза. Сначала Валерия вызвал к доске физик, в результате чего напротив фамилии Саблина появился в журнале вопросительный знак, похожий на недописанную двойку. Затем ему предложила отвечать Ксения Николаевна. Это было досаднее всего, потому что перед нею ему особенно не хотелось срамиться.
Девочки, которые учились у Ксении Николаевны давно, окружали ее имя почтительным ореолом. Между прочим, они рассказывали, что Ксении Николаевне предлагали несколько раз преподавать в институте, но она отказывалась, не желая оставлять школу. Рассказывали, как она строга, и любили вспоминать подробности этой необыкновенной строгости. Со слов девочек Валерий усвоил, что у Ксении Николаевны не бывает любимчиков; что она не ставит пятерок отличнику, «чтоб не испортить табель», как говорят иногда. Ответ решает для нее все, а не соседние оценки в дневнике. И как раз по этой причине она без колебаний ставит пятерку в дневник, где на фоне троек эта пятерка кажется загадочной и диковинной.
