— Как твоя дочь? — спросил Михаил.
— Боюсь, что её состояние становится все хуже. По крайней мере, деньги позволяют ей уходить от нас в сладостной дреме, не испытывая боли. Уже за одно это я глубоко тебе благодарен.
— А как поживают твои внучки?
— Им тоже стало жить лучше. Рядом с ними заботливая… если не мать, то, по крайней мере, няня. Между прочим, я потратил немало денег на то, чтобы восстановить почти угасший баронский титул и теперь официально именуюсь сэр Сэмюел Брикстоун.
— Поздравляю, сэр Сэмюел. Рад, что деньги пошли на что-то стоящее, хотя дворянский титул не самое главное. Вот что еще, Сэм, тебе придется написать ещё одно письмо самому себе — молодому себе: мы попытаемся выиграть не один футбольный пул в сезон 1968-69 годов.
— Это было бы здорово! Может быть, тогда я сумею восстановить совсем захиревшее родовое поместье.
Михаил украдкой взглянул на часы.
— Сейчас половина девятого. Это рано по времени Лондона, но мой организм на четыре часа вперед и сейчас внутренние часы показывают половину второго. Боюсь, что мне пора ехать в отель. — На самом деле ему ещё не хотелось спать, но семидесятилетний самодовольный барон Сэмюел Брикстоун утомил его едва не до слез. Он встал, Сэм расписался в поданном счете, и они вышли на улицу. Шел легкий вечерний дождь. Михаил пожал руку Сэму, шофер открыл перед ним заднюю дверцу роскошного лимузина, и «Роллс-Ройс» умчал Орлова в гостиницу, едва слышно шелестя мягкими шинами по мокрой мостовой.
Сегодня, 30 июня, во вторник, должен прилететь Алексей. Поскольку разница во времени между двумя столицами составляет четыре часа, а полет длился три часа сорок минут, рейс из Москвы прибывал даже раньше, чем вылетал. На самом деле минуты уходили на задержку с посадкой и приземлением, рулежку, получение багажа, так что Михаил уже стоял у красной бархатной ленты, отделяющей прилетающих от встречающих. Наконец показался Алексей в сопровождении Наташи (он так долго обещал жене эту поездку в Лондон, что больше не мог отказать) и двух сотрудников своей фирмы.
Михаил знал, что задача группы заключается в том, чтобы заключить договоры на поставку в Москву нескольких сортов джина и шотландского виски, тоника, ирландского виски и знаменитой шотландской семги. Купить эти товары нужно было по возможности дешево (дешевле, чем у основных конкурентов), причем на этот раз придется пойти на предоплату. Самым главным условием закупочной деятельности было то, что низкая закупочная цена не должна быть за счет качества товара — в качестве товаров фирма Алексея не могла ни в чем уступать конкурентам. Ни на какие уступки в отношении качества Алексей идти не соглашался.
Еще издалека Михаил заметил сына и невестку, высоко поднял руки и радостно крикнул по-русски:
— Добро пожаловать!
Его заметили, и в воздухе замелькали руки прилетевших. Багаж у них был небольшим — только личные вещи, деньги заранее перевели в английский банк, и через несколько минут Алексей обнял отца, Михаил расцеловал Наташу и пожал руки остальным членам делегации.
— Вижу, вас немного, поэтому все поместимся в моей машине, — небрежно заметил Орлов и вывел группу через боковой вход к стоянке VIP — особо важных персон, где почти в одиночестве красовался его огромный сверкающий «Роллс-Ройс» с высоким шофером, стоящим рядом с открытой дверцей. Алексей остановился как вкопанный, увидев такую машину.
— Папа, это твой автомобиль? — спросил он не веря своим глазам. Величие и красота его «мерседеса-300», оставшегося в Москве, померкли перед «Роллс-Ройсом».
— Эта машина не принадлежит мне, Алеша, ведь я приехал в Англию всего на несколько дней, — пояснил Орлов. — Я взял её в аренду. Согласись, глупо покупать автомобиль, если собираешься ездить на нем всего неделю. Ну, садитесь, ребята, я забронировал для всех номера в «Кенилуорте» — два одиночных для мужчин и один «ханимун свит» — «номер для новобрачных», ты знаешь, Алексей, что я имею в виду — для семейной пары. Разместились? Поехали! Гоу! — Орлов похлопал шофера по плечу. Тяжелый автомобиль плавно тронулся с места. — Алексей, когда разместитесь — скажем, через час, — я жду тебя в своей комнате — это номер двенадцать. Надо поговорить.
