Дэниел, ее Дэниел, был далеко отсюда. Было трудно представить, что он сейчас делал или думал. Еще сложнее было представить их воссоединение, когда все это закончится. Но разве не в этом заключалась ее миссия? Узнать достаточно о своем прошлом, чтобы она могла действительно быть с Дэниелом в настоящем?
– Ты не должен здесь быть, – сказала она хелстонскому Дэниелу. Он не мог знать, что хелстонская Люсинда хотела с ним встретиться именно в беседке. Но он был здесь. Словно ничто не могло помешать их встрече – их тянуло друг к другу, несмотря ни на что.
Смех Дэниела был тот самый, к какому привыкла Люс, тот, что она услышала впервые в «Мече и Кресте», когда Дэниел поцеловал ее. Это был именно тот смех, который ей так нравился. Но этот Дэниел на самом деле ее не знал. Он не знал, кем она была, откуда она или что пыталась сделать.
– Тебя тоже не должно быть здесь, – он улыбнулся. – Сначала мы должны станцевать в доме, а позже, когда познакомимся получше, я должен повести тебя на прогулку под луной. Но еще даже солнце не село. А это значит, что танцевать еще долго. – Он протянул руку. – Меня зовут Дэниел Григори.
Он даже не заметил, что на ней была одежда служанки, а не бальное платье, и что вела себя она не как настоящая британская леди. Он только увидел ее, но, как и Люсинда, уже был ослеплен любовью.
Когда она взглянула на это все под другим углом, их отношения приобрели странную ясность. Они были чудесны, но трагически недальновидны. Любил ли Дэниел Люсинду, любила ли она его или это просто был бесконечный круговорот, из которого они не могли выбраться?
– Это не я, – печально сказала ему Люс.
Он взял ее за руки, и она растаяла.
– Конечно же это ты, – сказал он. – Это всегда ты.
– Нет, – ответила Люс. – Это нечестно по отношению к ней. Ты ведешь себя нечестно. И кстати, Дэниел, она злобная.
– О ком ты говоришь? – Он выглядел так, словно не мог решить, принимать ее всерьез или рассмеяться.
Краем глаза Люс увидела фигуру в белом, направляющуюся к ним от задней части дома.
Люсинда.
Она шла на встречу с Дэниелом. Чуть раньше времени. В ее записке было указано «в девять часов» – или, по крайней мере, было бы указано, если бы Люс не кинула ее обрывки в огонь.
Сердце Люс заколотилось. Нельзя, чтобы ее поймали тут, когда придет Люсинда. И все же она не могла оставить Дэниела так быстро.
– Почему ты ее любишь? – слова вырвались у Люс, – Что заставляет тебя любить ее, Дэниел?
Дэниел положил руку ей на плечо – и это прикосновение было чудесным.
– Постой, – сказал он, – Мы только встретились, но я могу поклясться, что не люблю никого, кроме…
– Эй, ты! Служанка! – Люсинда заметила их, и по тону ее голоса было ясно, что она недовольна. Она бросилась бежать к беседке, ругая свое платье, грязную траву, Люс. – Что ты сделала с моим письмом, девчонка?
– Т-та девушка, что идет сюда, – заикаясь, сказала Люс, – Это я в каком-то смысле. Я – это она. Ты любишь нас, и мне надо понять…
Дэниел обернулся, чтобы посмотреть на Люсинду, ту что любил – будет любить – в этой эпохе. Теперь он ясно видел ее лицо. Он ясно видел, что их было двое.
Когда он снова повернулся к Люс, его рука на ее плече задрожала.
– Ты, вторая. Что ты наделала? Как ты это сделала?
– Ты! Девчонка! – Люсинда заметила руку Дэниела на плече Люс, и ее лицо сморщилось. – Я так и знала! – взвизгнула она и побежала еще быстрее. – Отойди от него, дрянь!
Люс охватила паника. У нее не было другого выбора, кроме как убежать. Но сначала она прикоснулась к щеке Дэниела.
– Что нас сводит вместе, любовь или проклятие?
– Любовь, – ахнул он. – Разве ты не знаешь?
Она вырвалась из его рук, побежала быстро и отчаянно через лужайку, назад к роще серебряных берез, назад к высокой траве, куда она упала, прибыв сюда. Ее ноги запутались, и она упала лицом вниз. Все болело. И она была зла. Ужасно зла. На Люсинду – за то, что она такая противная. На Дэниела – за то, что влюблялся, не думая. На свою собственную неспособность хоть что-либо изменить. Люсинда все равно умрет – то, что Люс здесь побывала, не имело никакого значения. Ударив кулаками по земле, она застонала от раздражения.
