— Вот это правда, — сказал Питек, ухмыльнувшись. — Мы-то существовали, да еще как! — Он широко развел руками. — Иногда по вечерам, когда я выхожу в Сады памяти, мне кажется, что вот всего этого, не существует. Но мы-то были!
— В дописьменные времена, — сказал я ему как можно ласковее. — Поэтому от вас ничего не сохранилось.
— Я сохранился, — возразил Питек, чуть обидевшись (правда, лишь на мгновение: обижаться подолгу у нас не было принято).
— Извини, — сказал я. — Ты сохранился, и прекрасно сохранился. Но я хотел лишь сказать, что на этой планете дописьменных времен, скорее всего, вообще не было.
— Не вижу предмета для спора, — сказал Аверов. — Я просто полагаю, что такая возможность не исключена. Ведь не вступили в контакт с правителями, а если бы и так, то они могли по каким-то соображениям не сказать вам всей правды.
— Да, — сказал я, — спорить действительно не о чем. Но если даже других популяций на планете нет, если их общество находится еще лишь в самом начале процесса разделения, это и так достаточно усложняет нашу задачу.
— Смотря какую задачу ставить, — заметил Уве-Йорген, слегка приподняв уголок рта. — Мы помним, конечно, задачу-максимум. Но есть и альтернатива.
— Да, — подтвердил Аверов, глядя в сторону. — В первую очередь должно быть спасено население Земли.
Тут мне все стало ясным. Но я хотел, чтобы они высказали все сами — в таких случаях легче бывает найти в логике оппонента слабые места. А найти их было необходимо, потому что дискутировали мы не втроем — тут же, кроме Питека, были и Иеромонах, и Георгий, и Гибкая Рука, и многое зависело от того, на какую чашу весов они усядутся.
— Ну, — проворчал я, чтобы не сказать ничего определенного. — Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
— Что? — не понял Аверов.
— Была в свое время такая песенка… Что же, Рыцарь, — я сознательно обратился именно к нему, — я жду, чтобы вы объяснили — какова же эта альтернатива.
— Вы, капитан, и так отлично поняли. Либо мы рискуем буквально всем на свете — Землей, планетой Даль-2 и самими собой в придачу, — либо выбираем наименьший риск и наименьшие жертвы. — Челюсти его напряглись, и он закончил громко и четко: — Жертвуем этой планетой и спасаем все остальное.
— Планетой и ее людьми, — уточнил я.
— Планетой и ее людьми, — утвердительно повторил он.
— Либо — либо, и, а, но, да, или… — пробормотал я, обдумывая ответ. — Союзы, союзы, служебные словечки… — Я болтал так, чтобы сдержать себя, не вспылить, я был очень близок к этому, но вовремя понял: для Уве-Йоргена и всех остальных моих товарищей Даль-2 была лишь небесным телом, маячившим на экране, абстракцией, отвлеченным понятием. Они не ступали по ее траве, не сидели в тени деревьев, не слышали, как поет ветер, перекликаясь с птицами, не вдыхали запаха ее цветов и не преломляли хлеб с ее людьми. И поэтому никто из них не согласился бы сейчас со мной, если бы я пошел напролом. Значит, надо было искать обходный путь.
— Что же, Рыцарь, — сказал я, — альтернативу ты нашел — лучше некуда. Узнаю… Ох, эти альтернативы, исторически обусловленные, эти милые, славные ребята с засученными рукавами и «Лили Марлен» на губной гармошке…
Мы смотрели друг на друга всепонимающими глазами и усмехались совсем не весело, совсем не доброжелательно, а товарищи смотрели на нас, ничего не понимая, потому что это был разговор не для них, а для нас двоих; рискованная проба сил, но мне непременно нужно было дать Рыцарю понять, что вижу его насквозь с самого начала.
Но Уве-Йорген не остался в долгу.
— Ну как же! - ответил он, глядя на меня прищуренными глазами. — Куда предпочтительнее ваше любимое «авось» и «ничего», крик «ура!» в последний момент и загадочная славянская душа, не так ли? Авось пронесет! Вот алгоритм ваших рассуждений, дорогой капитан! Но ответственность слишком велика, и, кстати, в свое время вы научились обуздывать это ваше «авось». Вспомните, капитан!
Я помнил; но, видимо, и он спохватился, потому что то, о чем мы говорили, не называя вещей своими именами, завершилось вовсе не в его пользу. И он тут же сделал заход с Другой стороны:
