— Так или иначе, капитан, спасибо за услугу, которую ты нам оказал, — разумеется, в соответствии с твоими гуманистическими принципами.
— На здоровье, — ответил я. — А какую именно услугу ты имеешь в виду?
— В те времена это называлось «взять языка», — сказал он, снова усмехаясь, и эта улыбка его мне не понравилась. — Я имею в виду девицу, которую ты привез на борт. Видимо, ты нашел с ней общий язык?
Тут он промахнулся, и я сразу же воспользовался этим.
— Ну, это-то было нетрудным, — сказал я. — Люди там, внизу, разговаривают на том же языке, что и мы.
Для пилота это не было новостью, но остальные члены экипажа не смогли скрыть удивления.
— Как так? — спросил Георгий.
— Я же говорил уже, по-моему, что нашел там старый корабль. Это наш, земной корабль, и люди на планете — потомки людей с Земли. Наши братья!
— Братья, — сказал Иеромонах и повторил еще раз, весомо и убежденно: — Братья. — И вдруг он встал, стиснул руки в кулаки, закинул голову. — Свершим, прилетим на Землю, и нас спросят… И спросил бог Каина: где твой брат Авель? И ответил Каин: господи, разве я сторож брату моему…
И на этот раз только мы трое понимали, о чем речь идет, но Рыцарь, происходивший из лютеран, знал писание, надо полагать, получше меня, а этот эпизод был знаком даже и мне, хотя в школе моей, естественно, не преподавали Закон божий. И я подхватил, не дав пилоту опомниться:
— Ну понятно, Уве-Йорген, разве ты сторож брату моему, твоему, любого из нас — нашему брату? Нет, конечно, разве воин — сторож?
Рыцарь промолчал, и я почувствовал, что сейчас надо закреплять победу.
— Слушать меня! — сказал я командным голосом, чтобы напомнить всем и каждому, кто здесь капитан. — Задачи: найти Шувалова и оказать ему помощь, помочь установить контакт — это раз. Второе: разобраться, сколько населения и где оно. Объяснить людям положение и готовить к чрезвычайным мерам. На корабле останутся: доктор Аверов при всей научной аппаратуре и один член экипажа на вахте. Сейчас останется Гибкая рука, потом, если он понадобится внизу, как инженер, его подменит кто-нибудь другой. Все остальные — на планету. Там расстановка будет следующей: я направляюсь к тем, кто живет в лесах. Питек и Георгий должны будут найти Шувалова, установить с ним связь и выполнять его указания. Уве-Йорген, ты будешь помогать мне. Связь с кораблем: в шесть, двенадцать, восемнадцать и ноль часов по корабельному времени. Предупреждаю: со связью могут быть помехи, внизу убедитесь сами.
— Ясно, — ответил за всех Рыцарь.
— У меня все, — сказал я.
— Когда вылет? — спросил пилот.
— Сколько времени вам нужно на сборы?
— Немного. Но я подумал вот о чем: перед тем, как покинуть корабль, ребята могли бы провести полчаса в Садах памяти. Зарядить аккумуляторы души, так сказать.
Я не нашел в этом ничего плохого.
— Добро, — согласился я. — Все?
— Да.
— Все свободны, — объявил я.
Я так и думал, что Рыцарь задержится. И он остался.
— Капитан, — сказал он негромко, подойдя ко мне вплотную.
— Слушаю.
— Ты и в самом деле совершенно уверен…
Я кивнул в знак того, что понял его.
— Совершенно? — переспросил я. — Нет, конечно. Тут и не может быть полной уверенности. Но не представляю, как мы можем допустить, что не сделаем всего возможного для всеобщего спасения.
— Ну, хотя бы такой вариант: мы сейчас летим на планету, в воздухе происходит катастрофа — и на поверхность мы прибываем уже в совершенно разобранном виде. Теоретически допустимо?
— Теоретически — да.
— А гибель Земли ты допускаешь, Ульдемир, хотя бы теоретически?
— Не хочу, — сказал я.
— Значит, страховка нужна?
Я знал, что он имеет в виду. И на сей раз был с ним согласен. В этом не было никакого противоречия. Нельзя было обсуждать возможность неудачи перед всем экипажем: когда люди готовятся выполнить тяжелую задачу, они не должны допускать и мысли о возможном невезении. Надо настроиться на игру, как говорили в мои времена. Но в себе я был достаточно уверен, да и Уве-Йорген, кем бы он ни был, оставался человеком долга, и я считал, что на него можно положиться.
— Хорошо, — сказал я. — Какую страховку ты предлагаешь?
