Анна стояла рядом со мной и глядела на Рыцаря, а он снова перевел взгляд на катер, но никто больше не вышел, и он взглянул на меня, и улыбка его погасла.
— Вас только двое?
— Да, — сказал я невесело и, чтобы поскорее завершить неизбежный церемониал, продолжил: — Знакомьтесь.
— Уве-Йорген, Риттер фон Экк, первый пилот этого корабля. Имею честь… Что же случилось, Ульдемир?
— Объясню подробно, но не сию минуту. Анна…
Она с любопытством осматривалась; теперь она повернулась ко мне.
— Сейчас я провожу тебя в мою каюту. Примешь ванну, пообедаешь. А мы тем временем поговорим с товарищами.
— Нас будут ждать в лесу, ты не забыл?
Я мысленно сказал ей «браво!»: на лице Анны не было ни тени смущения, ничего на тему «как это выглядит», «что могут подумать» и так далее. И незнакомая обстановка, видимо, не тяготила ее, и чужой человек тоже.
— Как ты могла подумать! Ну пойдем. Через четверть часа в центральном посту, Уве. И пригласите, пожалуйста, доктора Аверова.
— Непременно.
Голос пилота был деловитым, и в нем более не чувствовалось удивления.
* * *
— Очень странный человек.
У меня были по этому поводу свои соображения, но я все же спросил:
— Кто, Анна? Уве-Йорген?
— От него так и тянет холодом.
— Он очень сдержанный человек. Так он воспитан. Подробнее я расскажу тебе как-нибудь потом. Как ты себя чувствуешь?
— Тут уютно. Хотя… сразу чувствуется, что живет мужчина. — Она обошла каюту, всматриваясь в детали обстановки. — Очень много незнакомых вещей, я не знаю, для чего они…
— Договоримся: я покажу тебе, что можно трогать и чего нельзя. Иди сюда. Вот ванна… Да где ты?
— Сейчас… — отозвалась она изменившимся голосом. — Уль… Подойди на минуту. Кто это?
В каюте на столе стоял портрет в рамке. Не фотография, но рисунок по памяти с той фотографии, что была у меня когда-то: Нуш в черном вечернем платье сидела на стуле, уронив руки на колени, и глядела в объектив, чуть склонив голову. Сам снимок остался там, в двадцатом.
— Кто это? — повторила она полушепотом.
— Не узнаешь?
— Это… это ведь я?
— Это ты.
— Ты… знал обо мне раньше?
— Знал. Только не надеялся, что мы встретимся.
— И ты прилетел сюда из-за меня?
— Да, — сказал я, не кривя душой; я ведь и на самом деле оказался тут из-за нее — надо только вспомнить, что она была для меня одной, та и эта, вопреки рассудку и логике. — Из-за тебя. И за тобой.
— Уль…
Мы замолчали. Воздух в каюте сгустился и был полон электричества, так что мы не удивились бы, ударь сейчас молния. Лампы сияли по-прежнему ярко, но мне показалось, что стоят сумерки; я был уже в том состоянии духа, когда видишь не то, что есть, а то, что хочешь видеть, когда созданный тобою мир становится реальным и окружает тебя. Наверное, и с ней было то же. Я шагнул и нашел ее почти на ощупь. Меня шатало от ударов сердца. Ее ладони легли мне на плечи. Но хронометр коротко прогудел четверть, и лампы снова вспыхнули донельзя ярко, и мне пришлось зажмурить глаза от их режущего света.
Я медленно опустил руки, и она тоже.
— Уль… — снова сказала она, и я побоялся думать о том, что было в ее голосе.
— Время, — сказал я беззвучно: голос отказал. Я кашлянул. — Значит, выкупайся, потом отдохни перед обедом. Полежи вот здесь. Ты устала. Боюсь, что наш разговор с товарищами затянется…
Совещание, подумал я. Проклятое изобретение давних времен: от работы, от отдыха, от любимой женщины, от друзей, живой или мертвый — поднимайся и иди на совещание, проклятый сын своего века, своей эпохи…
Анна отступила на шаг; что-то блеснуло в ее глазах и погасло.
— Ты обиделась?
— О, что ты, нет.
Это была ложь. Только мне лгала она сейчас или себе тоже?
— Обиделась. Но сейчас нельзя иначе; слишком важные дела…
А кому сейчас лгал я?
— Да, конечно, нельзя…
— Пойми.
— Я понимаю. Иди…
— Те ребята, о которых ты рассказал? Они могут и не знать. Ты сам говорил, что от них многое скрывают.
Только сейчас в разговор вступил Аверов, и я сразу почувствовал, что они поют по одним и тем же нотам: видимо, пока я бродил по зеленым лужайкам, они успели хорошо срепетироваться.
— Такая возможность, — сказал Аверов, — весьма вероятна. Люди могли разделиться на разные группы еще в полете. Ведь добирались они не год и не два. Или они разделились уже после высадки, все равно. Не случайно ведь обнаруженные вами люди живут вовсе не на месте приземления корабля. Недаром они вообще забыли об этом корабле!.. Да и кроме того… Много ли мы знаем о народе, из которого происходит наш Питек? А ведь этот-то народ существовал несомненно!