– Кто тут мое имя называет всуе? – внутренняя дверь раскрылась, и в комнату с кринкой сметаны в руках вошла белокурая, синеглазая, румяная, как яблочко, Мэри. Мактурк поцеловал ее, за ним, демонстрируя смирение, последовал Жук. Оба соответственно получили по подзатыльнику.
– Никогда не целуйте служанку, если можно поцеловать хозяйку, – сказал Сталки, нахально подмигивая мамаше Йо и одновременно изучая полку с банками варенья.
– Я так пойму, что не все тут хочут получить по башке! – заманчиво пропела Мэри.
– Не-а! Думаю, что могу и так все получить, – сказал Сталки, отворачиваясь.
– От меня-то не дождесся... тоже мне сокровище!
– Не проси ее. Есть дявицы в Нортхеме. Ага... и в Эпплдоре, – в ответ раздалось полупрезрительное, полузадумчивое невоспроизводимое фырканье.
– Ай-яй! Ничо из тебя хорошего ня выйдят. Зачем смятану нюхашь?
– Да плохая, – сказал Сталки. – Чё-то пахнет.
Мэри опрометчиво решила, что с ней торгуются:
– Хорошо, один поцелуй.
– Отлично, – сказал Сталки, принимая его без побоев.
– Ты... ты... ты... – Мэри давилась от смеха.
– Нет, в Нортхеме лучше... попышнее, просили нас прийти опять, – говорил он, пока Мактурк торжественно вальсировал с задыхающейся мамашей Ио, а Жук сообщил Мэри печальные новости, когда они уселись за стол, на котором стояла сметана, варенье и горячий хлеб.
– Ага. Не увидишь ты нас больше, Мэри. Станем пасторами и миссионерами.
– Внимание, буйволы[122]! – сказал Мактурк, глядя в окно через занавеску. – Талки следит за нами. Идет сейчас по улице.
– Никонда не оставят в покое вас, – сказала мамаша Ио. – Пойду посчитаю, мои хорошие. – Она выкатилась в другую комнату, чтобы составить счет.
– Мэри, – неожиданно произнес Сталки голосом, полным трагизма. – Любишь ли ты мяня, Мэри?
– Во дает! Я те говорила это, когда ты вот такого росточку был! – ответила девица.
– Вишь того, на улице? – спросил Сталки, показывая на ничего не подозревающего Талки. – Ни одна девица никода в жизни не целовала его, Мэри. Жалко ведь!
– А я-то тут при чем? Думаю, все будет, конда природа захотит, – она задумчиво закивала головой. – Ты ведь никогда не будяшь целоваться, если не захотишь?
– Дам те полкроны, если поцелуешься с ним, – сказал Сталки, доставая монету.
Полкроны было более чем достаточно для Мэри Йо, да и шутка была ничего, но...
– Ты боишься, – сказал Мактурк, психологически точно выбрав нужный момент.
– Да-а! – отозвался Жук, зная ее слабое место. – В Нортхеме ни одна девица и думать бы не стала. А ты ведь такая красавица!
Мактурк поставил ногу к двери, чтобы мамаша Йо не вернулась в неподходящий момент, поскольку по лицу Мэри видно было, что она решилась. В результате Талки обнаружил, что путь ему перегородила высокая дщерь Девоншира... графства, под солнцем которого легко раздаются поцелуи и наслаждения. Он вежливо отодвинулся в сторону. Она на секунду задумалась, а затем положила тяжелую руку ему на плечо.
– Куда ж ты собрался, сладкий?
Через платок, который Сталки прижимал ко рту, он видел, как мальчишка стал пунцовым.
– Дай я тя поцелую! А вас этому в колледже не учат?
Талки обомлел и покачнулся. Торжественно и уверенно Мэри дважды поцеловала его, и незадачливый староста убежал.
Она вошла в магазин, и в глазах ее было написано искреннее недоумение.
– Поцеловала его? – спросил Сталки, отдавая ей деньги.
– Да, конечно! Но, господи мой, он как будто не из колледжа, чуть не расплакался.
– Ну мы-то плакать не будем. Не заставишь нас плакать таким образом, – сказал Мактурк. – Попробуй.
После чего Мэри всех наградила подзатыльниками.
Когда они вышли из магазина с горящими ушами, Сталки торжественно заявил:
– Я думаю, что собрания старост не будет.
– Конечно не будет! – воскликнул Жук. – Послушайте. Если он поцеловал ее, а именно этой версии мы и должны придерживаться, то он циничный, безнравственный хам, и его поведение откровенно непристойно. Confer orationes Regis furiossimii[123], когда он застукал меня за чтением «Дон Жуана».
– Конечно, он поцеловал ее, – сказал Мактурк. – Посреди улицы. При этом на нем была фуражка школьника!
– Время три пятьдесят семь пополудни. Отметь это. А ты что думаешь, Жук? – спросил Сталки.