Принц. Но ведь курляндский сейм избрал вас монархом?
Морис. Как же! Сейм меня избрал, народ приветствовал, в кармане у меня патент императора. Но Россия запретила мне принять это избрание, мне грозят московские пушки, а мой отец, польский король, страшась войны с соседями, приказал мне отказаться, и, если я ослушаюсь, на меня обрушится его гнев.
Принцесса. И как же вы поступили?
Морис. Императрице я ответил тем, что призвал к оружию все курляндское дворянство, а отцу написал, что до того, как меня избрали монархом, я был офицером, состоял на службе у короля Франции, что в армии его христианнейшего величества я привык не отступать и, следовательно, пойду напрямик.
Атенаис. Восхитительно!
Аббат. Ответить на это было нечего.
Морис. А потому, за неимением каких-либо доводов, отец объявил о моем изгнании из отечества; императрица назначила награду за мою голову, а ее полководец, князь Меншиков[100], не объявляя войны, занял Митаву[101], надеясь захватить меня врасплох в моем дворце. Под его командованием было тогда тысяча двести русских, а у меня – ни одного солдата!
Аббат(смеясь). Так что волей-неволей пришлось сдаться!
Морис. О нет!
Принцесса. Вы решили защищаться?
Морис. По примеру Карла Двенадцатого. «Ах, вот что! – воскликнул я, как шведский король при Бендерах[102], когда увидел вокруг дворца факелы и пищали. – Пожар и пули? Отлично!» Сзываю нескольких французских дворян, которые были при мне, отважного Флорестана де Бель-Иля…
Атенаис(с живостью). Моего кузена! Вы им довольны, граф?
Морис. Весьма, герцогиня! Он дерется, как бешеный. Он, да слуги, да мой секретарь, повар, шестеро конюхов… да еще молодая курляндская торговка, которая там случайно оказалась…
Аббат. Вечно женщины! Какая странная манера воевать!..
Морис. В вашем вкусе, аббат, не правда ли? Всего нас набралось человек шестьдесят.
Принц. Один против двадцати!
Морис. Будьте покойны; разница скоро уменьшится. Забаррикадировав двери всей дворцовой золоченой мебелью, я размещаю своих людей с мушкетами по окнам, а юную торговку с ведром кипятка…
Аббат. Вы и ее забрили?
Морис. Конечно. Мушкетный огонь попадал в самую гущу осаждающих… Потеряв человек сто двадцать, они наконец решились на приступ. Этого-то я и ждал. У правой башенки, в единственном месте, откуда можно забраться наверх, я собственноручно поставил два бочонка пороха, и в тот самый миг, когда казаки уже грянули «ура» и торжествовали победу, я взорвал победителей вместе с доброй половиной дворца.
Атенаис. А сами?
Морис. Остался на посту. Я стоял на развалинах и призывал к оружию митавских обывателей, которых разбудил взрыв. Всюду трезвонили колокола, перепуганный Меншиков отступил и поспешил к своей основной армии. О, если бы я только мог пуститься ему вдогонку, если бы у меня было хотя бы два, хотя бы один французский полк! Вот чего мне недостает, и за этим-то я сюда и приехал.
Принцесса. Это цель вашего приезда?
Морис. Да, принцесса. Пускай кардинал де Флёри предоставит мне, офицеру французской армии, несколько эскадронов гусар… дело не в количестве, мне важно качество, и, клянусь Арминием, моим покровителем, я надеюсь через год принять вас, сударыни, и беседовать с вами в царственных чертогах курляндских герцогов.
Принцесса. А пока позвольте вас считать нашим почетным гостем.
Принц. Прошу вас пожаловать завтра к нам на вечер.
Морис кланяется.
Атенаис. Вы будете моим кавалером. Мне будет лестно опереться на руку победителя Меншикова. (Улыбаясь.) А вам готовят здесь истинно королевское развлечение.
Морис. Я буду возле вас, герцогиня.
Атенаис. Вы услышите мадемуазель Лекуврёр. Вы знаете ее, граф?
Морис вздрагивает.
Морис(сдержанно). Да, немного; в последний мой приезд…
Атенаис. Что за волшебница! Она совершила в трагедии целую революцию. Она проста и естественна. На сцене она говорит. Как в жизни.
Принцесса. В чем же тут заслуга?
Атенаис(Морису). Предупреждаю вас, принцесса не разделяет моих восторгов; она увлечена мадемуазель Дюкло, а напыщенная декламация Дюкло сводится к сплошному пению.
Принцесса. Но это и есть настоящая трагедия.
Аббат. Конечно. Ведь все поэты так и говорят: пою… пою…
