Как губернатор Бургундии, Конде располагал сведениями об укреплениях и жителях находившегося по соседству Франш-Конте. Он знал, что внезапное вторжение застанет защитников провинции врасплох, и поэтому решил начать кампанию в необычное время — посреди зимы. В декабре 1667 г. полководец приехал в Дижон, чтобы закончить в строжайшей тайне подготовку молниеносного вторжения, ставшего известным как «военный променад». Для отвода глаз он вел переговоры с властями Франш-Конте об их нейтралитете, но 2 февраля 1668 г. внезапно прервал их. Через 12 часов кампания началась. Сам принц двинулся в направлении Безансона, а герцогу Люксембургскому приказал идти на Сален. Когда 7 февраля Людовик прибыл в Дижон, ему вечером доложили, что Безансон капитулировал — Конде взял город без единого выстрела. Люксембург был не менее успешен — за Безансоном последовал Сален. Затем полководцы объединили свои силы и 10 февраля 1668 г. в присутствии короля подошли к Долю, хорошо укрепленной столице Франш-Конте. Через четыре дня горожане открыли ворота перед венценосным победителем, который въехал в сопровождении и истинного героя кампании — своего кузена Конде и немедленно заказал молебен. Затем последовала не менее успешная осада Гре. Принц завоевал Франш-Конте всего за 14 дней[108]. Как военный, он считал проведенную кампанию чуть ли не фарсом, тем более, что после заключения мира Франш-Конте пришлось возвратить Испании. Ее главный итог Луи видел в том, что ему удалось возвратить фавор и доверие своего монарха. Впрочем, кто мог знать, о чем и как размышлял Людовик?
В ход войны вмешались еще одни события. В 1667 г. у Леопольда I и Маргариты Терезии родился сын Фердинанд Венцель. Эйфория при венском дворе длилась недолго — через 3 месяца младенец умер. Шансы Бурбонов и Габсбургов занять испанский трон, таким образом, уравновесились, что и привело буквально через неделю, 20 января 1668 г., к тайным переговорам между двумя соперниками о разделе испанского наследства, предусматривавшим преждевременный уход из жизни или отсутствие детей у нового испанского короля Карла II. Франция должна была получить Нидерланды, Франш-Конте, Неаполь, Наварру и Филиппины. Империя же претендовала на испанский трон, владения в Америке и итальянские территории. Соглашение это не было приемлемым ни для испанцев, не желавших и слышать о разделе, ни для Империи — ведь Франция получала самые богатые и компактные территории. В итоге, этот тайный договор так и не был подписан обоими правителями.
В конце февраля 1668 г. Соединенные Провинции предложили испанцам свое посредничество. Непримиримость, которую Мадрид проявлял вначале, была поколеблена военными успехами Франции. Благодаря захвату Франш-Конте, Людовик получил преимущества при заключении мира. 15 апреля подписываются предварительные условия мира. Французский король был вынужден согласиться возвратить Карлу II Габсбургу Франш-Конте. Но взамен он приобрел в Нидерландах множество полезных территорий: к Морской Фландрии прибавились Берг и Верне, приобретение Бенша и Шарлеруа обеспечило Франции передовые позиции в Эно. Самым же главным успехом стало присоединение Французской Фландрии. Именно ее города, укрепленные Себастьеном Вобаном, дали возможность Королю-Солнце выковать свой знаменитый «железный пояс» из трех линий обороны. Договор был заключен в Аахене 2 мая[109].
Война закончилось победой Франции, но Людовик XIV негодовал. Он надеялся, что полностью овладеет Испанскими Нидерландами, и ультиматум Гааги рассматривал как предательство. Французский монарх считал, что только помощь Франции в Восьмидесятилетней войне (1572–1648) позволила Республике Соединенных Провинций обрести независимость. Франко-голландские отношения стремительно ухудшались, и в 1672 г. между ними вспыхнет война. Война, роковая для Тюренна и последняя для Конде.
Марс разбушевался: милитаризация власти и Нидерландская война
Легче составлять законы, чем их исполнять
Наполеон
Нет большей беды, чем недооценивать противника.
Лаоцзы
Именно бюрократия, а не Людовик XIV, имеет, как ей не без основания кажется, право заявлять: «Государство — это Я»! Но она часто злоупотребляла этим правом и со временем все больше склонялась действительно отождествлять себя с государством, из чего проистекало и, вероятно, еще проистечет много бед.
