«Войны — спорт королей», — гласит одна из известных метафор того времени. Действительно, слава и репутация королей, осуществлявших репрезентативную функцию в государстве, значила очень много. Не случайно в мировой литературе очень распространена точка зрения, согласно которой внутренняя политика государств Старого порядка и отношения между ними определялись преимущественно военными факторами. Войны в «придворно-организованной» Европе раннего Нового времени были войнами монархов между собой и несколькими суверенными республиками, такими, как Соединенные Провинции, Швейцария или Венеция. Война являлась «носителем политического решения»[110] не только в международных отношениях, но и, возможно, прежде всего, во внутренней жизни.
Милитаризация власти диктовалась и желанием прославить династию славными войнами, и средством легитимировать и защитить эту власть. Она укрепляла государство внутри и расширяла его политическое влияние, вплоть до гегемонии, за его пределами.
Первый масштабный и ставший классическим образец милитаризации власти появился во Франции как раз при Людовике XIV. Уже с 1662 г. государственный секретарь военного министерства Ле Телье подключил к делам своего сына маркиза Мишеля де Лувуа, который с 1667 г., сам побывав на войне, стал играть в этом министерстве главенствующую роль. Этот человек был необычайно энергичен в работе: только его должностная переписка занимает не менее девятисот томов in-folio. С 1670 г. он шаг за шагом осуществлял реорганизацию французских войск и формирование регулярной королевской армии — основного стержня процесса милитаризации. Традиционная вербовка иностранных наемников была дополнена набором рекрутов среди населения. Каждый приход обязан был поставлять и снабжать нескольких солдат, что положило начало созданию постоянной армии, насчитывавшей 30 пехотных полков (около 25000 человек). В 1672 г. численность армии достигла 90–118000, в 1678 г. — 279610, а в 1701 г. уже доходила до 300000 человек.
Чтобы улучшить качество офицерского состава, ограничивалась продажа офицерских чинов и устанавливалась строгая военная дисциплина. Офицеры знатного происхождения, предпочитавшие пребывать при дворе, должны были постоянно находиться в своих частях. С целью централизации руководства армией была разработана система военной иерархии, укреплявшая дисциплину командующих. Ранее генералы, служившие в одной армии, командовали ею по очереди по одному дню, что затрудняло возможность последовательной реализации единого плана действий. С полного одобрения короля Лувуа отменил этот порядок и узаконил назначение командующего армией в порядке старшинства, повысившее ответственность командования и одновременно руководство им из центра.
Большое внимание ретивый министр обратил на обеспечение армии и организацию тыла. Преобладавшая часть государственных доходов уходила на армию и флот. Для борьбы с расцветшим в связи с этим взяточничеством и воровством Лувуа увеличил число военных комиссаров, отвечавших за арсеналы, военные мануфактуры, укомплектование лошадьми конницы, продовольственные склады и военные госпитали. В пограничных городах организовывались магазины, снабжавшие армию продовольствием. Постепенно выработалась пятипереходная система довольствия войск, на деле сковывавшая их действия, ибо армия не могла удалиться от магазинов далее, чем на 5 переходов (100–125 км). Но, как и в любом деле, здесь имелись свои недостатки. Как справедливо отмечено в литературе, новая система отразилась на стратегии, поскольку боязнь за магазины вызывала рассредоточение сил. К тому же их предварительная организация могла раскрыть противнику стратегический замысел, и чтобы не оторваться от магазина приходилось ограничиваться короткими операциями. Отступление же вызывало потерю магазинов[111].
Милитаризация власти не только меняла военно-политическую структуру Франции, но и корректировала социальную политику центральной власти. Военными реформами Мишель де Лувуа ограничил инициативу командующих на войне, сократив тем самым еще одну, весьма важную, сферу влияния на короля аристократии и принцев крови. Да, он создал полезную для власти «кабинетную стратегию» и навязал именем Людовика и с его полного одобрения современную концепцию войны. Но, обладая тяжелым и волевым характером, маркиз обидел многих прославленных полководцев старого поколения, отличившихся еще на полях Тридцатилетней войны и прошедших хорошую школу гражданской смуты. На фоне трансформирующегося социума XVII в. милитаризация власти неоднозначно воспринималась знаменитыми военачальниками «первой генерации», каковыми теперь и являлись маршал Тюренн и принц Конде.
