Поднимаясь наверх, Матильда не смогла бы как следует объяснить, что́ понадобилось ей в кабинете сына. Она повертела в руках несколько книг, взяла листок, исписанный четким почерком Энеа: он излагал свои соображения о том, можно ли считать завещанием письмо хозяина своей экономке. Затем машинально перебрала еще несколько раскиданных по столу предметов и все время озиралась по сторонам, пока не увидела такое, от чего у нее мгновенно перехватило дыхание.
На мольберте, который Энеа забрал себе после смерти отца, был пришпилен кнопкой рисунок: голая женщина лежит, непристойно раскинув ноги, а промеж них торчит длинная палка, которую сжимает мужская рука.
Матильда бросилась прочь из кабинета, громыхнув дверью.
Весь день гнала она из головы черные мысли, вечером же впервые разразился скандал, повергший ее в еще большее смятение.
Энеа, такой подчеркнуто вежливый, никогда не повышавший голоса, рассвирепел, заметив, что мать входила к нему в комнаты. Как безумный, размахивая руками, ворвался он в гостиную, где Матильда сидела перед телевизором, и начал орать во всю глотку:
— Ну что, получила удовольствие?! Я ведь тебе говорил, чтоб ты не смела рыться в моих вещах!
Одним криком дело не кончилось: Энеа схватил первое, что попалось под руки — два больших железных ключа на латунном кольце, — и принялся крушить все вокруг себя. Посыпались статуэтки с полок, разлетелось вдребезги стекло на картине. Матильда, сжавшись в комок и ожидая, что следующий удар обрушится на нее, пристально вглядывалась в лицо этого чужого человека. И тут в сознании всплыла ужасающая картина убийства, описанного в газетах. Парень за рулем, пытаясь спастись, заводит машину и дает задний ход, а преступник, уложив на месте юную парочку, торжествующе размахивает ключами от зажигания.
Он как живой возник перед глазами: высоченный, плечистый, угловатый. Тем более что рядом, заслоняя свет из коридора, маячила огромная, нескладная фигура Энеа. Искаженное яростью лицо было затенено и освещалось лишь бликами от телевизора, рука потрясала ключами — так два образа наложились друг на друга.
Все это, вместе взятое, не давало Матильде покоя. Сын еще немного побушевал и хлопнул дверью, а она продолжала мучиться догадками. В газетах писали, что убийца пользовался пистолетом двадцать второго калибра; может быть, именно такой Энеа хранит где-то в кабинете как память об отце? Матильда не могла вспомнить, какого калибра был пистолет мужа — то ли двадцать, то ли тридцать второго. Насчет двойки она была почти уверена.
Сама того не замечая, Матильда кусала губы и очнулась, лишь когда почувствовала во рту привкус крови. А вдруг у нее просто чересчур разыгралось воображение? Даже если калибр совпадает, это еще не доказательство — мало ли у кого есть такое оружие! Что же касается сдвинутого футляра со скальпелями, то и здесь, если здраво поразмыслить, ее подозрения безосновательны, ведь в последний раз преступник вовсе не пускал в ход лезвие.
Конечно, эта шумиха вокруг убийств многих взбудоражила, но она женщина рассудительная и не станет поддаваться эмоциям.
Немного приободрившись, Матильда пошла спать.
Забот как таковых Энеа Монтерисполи не имел, однако жил так, будто их у него полон рот. Каждое утро в восемь пятнадцать, облачившись в серый костюм, выходил он из дома и деловым шагом направлялся к остановке автобуса, чтобы ехать в город. Если автобус запаздывал, Энеа начинал нервно расхаживать взад-вперед по тротуару. Никто из соседей не сомневался, что нотариус Коламеле держит его у себя в конторе на половинной ставке лишь из сочувствия к Матильде: по крайней мере видимость того, что он нормальный человек, будет соблюдена! Но сам Энеа относился к службе весьма серьезно и о том, чтоб хоть раз не явиться в девять — точно к открытию конторы, — даже помыслить не мог.
Высшего образования он так и не получил, несмотря на то что по всем правовым дисциплинам успевал на «отлично». У него была блестящая память: в любой области знаний он схватывал все на лету и мог свободно рассуждать на самые мудреные темы (правда, высказывался редко ввиду своего замкнутого характера). В отличие от тех, кто твердит, что нынешние авторы скучны и бездарны и уж лучше взять да перечитать классику, Энеа читал все и всем интересовался. А уж классиков знал досконально, цитировал наизусть целые страницы из Софокла, Апулея, Стендаля, Штадлера.
