После ужина Матильда по телефону предупредила престарелую даму о своем визите, взяла в качестве гостинца коробку печенья и отправилась, намереваясь за час обернуться.
Однако в расчетах ошиблась: ей и в два не удалось уложиться. Сухонькая старушка в черно-белом шелковом платье была для своих лет на удивление крепка, и единственное, чем страдала, так это бессонницей, потому ночи напролет могла перемывать косточки соседям. Она совсем заговорила Матильду рассказами о том, каким было их предместье в былые времена и насколько ухудшились теперь нравы.
— Но я еще поживу, — заявила она. — Недосуг умирать, когда здесь такие дела творятся. — И, подавшись вперед, костлявой ручкой хлопнула Матильду по колену. — Слыхала, что Раккониджи вот-вот посадят за решетку?
Владелец строительной фирмы Раккониджи баснословно разбогател за последние годы. Знатные семейства города по молчаливому уговору перестали его принимать.
— Давно пора остановить этого мошенника, — ответила Матильда. — Говорят, он до того дошел, что собирается устроить гостиницу в Палаццо Веккьо!
Старушка отмахнулась.
— Да при чем тут Палаццо Веккьо! Его посадят не за это, а за то, что он и есть убийца-маньяк. Помнишь, как впервые нашли изуродованный труп девушки?.. Это было второе или третье убийство… Так вот, один знакомый психиатр… не буду называть имени… сказал мне, что преступник не сразу начал измываться над трупами, поскольку его садистские сексуальные инстинкты до определенного момента были подавлены. Я о таком раньше и не слыхивала, это психиатр мне все разобъяснил. Говорит, эти инстинкты высвобождаются с помощью черной магии. А чем занимается Раккониджи на своей вилле в Муджелло? Черной магией!
— Да неужели?! — ужаснулась Матильда. — Выходит, он — настоящий дьявол… Впрочем, я тоже где-то читала об этой теории. Только причиной проявления садистских инстинктов там называлась не черная магия, а фильмы ужасов. Якобы статистикой установлено, что после показа такого фильма в одном из кинотеатров в городе непременно совершается зверское преступление. И как их не запретят, эти фильмы, не понимаю!
— Да, все едино — кино или черная магия! — отозвалась старушка, уверенная, что любые, самые противоречивые аргументы лишь подтверждают ее версию. — Может, Раккониджи и ходит в кино — денег-то у него сколько хочешь.
Матильда украдкой поглядывала на часы, боясь пропустить автобус на Сан-Доменико, который по вечерам ходил с большими интервалами. Когда подошло время, она оборвала на полуслове беседу и распрощалась со старухой, обещая вскоре снова ее навестить.
Остановка автобуса была прямо против дома, а чуть дальше по улице располагался кинотеатр, пользовавшийся дурной славой — как раз из тех, которые две дамы только что обсуждали. Старожилы предместья во главе с Матильдой даже направили в муниципалитет петицию с требованием его закрыть.
Сеанс, видимо, только что кончился; зрители поодиночке выходили, старательно пряча лица, и разбредались в разные стороны. Среди них не было ни одной женщины.
Не столько из любопытства, сколько из опасения, что ее примут за посетительницу этого злачного места, Матильда не спускала глаз с входной двери и вдруг заметила огромную фигуру, неуклюже размахивающую непомерно длинными руками. Голова этого человека казалась вдавленной в плечи и заслоняла свет фонарей над входом. Матильда прищурилась, чтобы получше разглядеть, и мгновение спустя решила, что сомнений быть не может: это Энеа.
Вспыхнув от стыда за сына, она поспешно отвернулась, чтобы остаться незамеченной.
В ту ночь Матильда долго не могла уснуть: перед глазами все время стоял чужой и страшный великан, почему-то живущий с нею под одной крышей. Теперь ей уже не верилось, что это она его родила.
Энеа вернулся за полночь и до рассвета мерял шагами свою комнату. По этому тяжелому топоту Матильда поняла: он от возбуждения не снял ботинок, а может быть, даже и пальто.
На следующий день, проходя по аллее мимо кинотеатра, Матильда взглянула на афишу. На красном фоне человек с искаженным лицом занес длинный кинжал над трепещущей от ужаса женщиной, которая тщетно пыталась заслониться от удара.