Уилкинс уронил пистолет, качнулся назад и упал, не издав ни единого стона.
Джо слишком поздно увидел, как сверкнули маленькие золотые ключи — в темноте, по ту сторону решетки, которая в тот же миг резко захлопнулась.
Где-то вдалеке сработала сигнализация. Джо, растерявшись, бросился к прутьям, схватил пульт дистанционного управления, начал нажимать кнопки — тщетно, отбросил его в сторону и встал на колени, выпустив из пальцев кинжал, чтобы дотянуться до ключей.
Они лежали на первой из двух ступеней, ведущих в склеп. Джо медленно, напряженно вытягивал пальцы и уже чуть было не коснулся связки, как вдруг из тени выплыла серая кошачья лапа, нежно дотронулась до ключей, начала ими играть, отбросила подальше, уронила, загнала под ступеньку. У Джо вырвалось нечто похожее на рычание. Кот взглянул на него, сделал стойку, как бы приглашая поиграть, и через секунду исчез.
Джо снова и снова просовывал руку через прутья, пока ее не свела судорога. Ему удалось даже дотянуться до ступеньки, но не дальше.
У него за спиной раздался сдавленный смех. Тогда он подбежал к Уилкинсу, обшарил его, не обращая внимания на кровь, остающуюся у него на руках, попытался приподнять с пола, но вскоре перестал возиться с отяжелевшим телом, принялся ощупывать стены, быстро, сверху донизу, и при этом издавал стоны ужаса.
В конце концов он снова оказался у решетки, на этот раз умудрившись просунуть не только руку и плечо, но и голову. Фаланги пальцев перегнулись через край ступеньки и оказались в нескольких сантиметрах от ключей, но в темноте он их не видел, значит, нужно было продвинуться еще… Дикое зрелище: застряв среди прутьев, его скулы и виски уродливо деформировались, на носу была содрана кожа, выступили первые капли крови. А за спиной опять слышался клокочущий смех…
Я испытала горечь, смешанную с наслаждением. Все происходящее на экране я ощущала чисто физически, всеми внутренностями. Я видела, как спускается темнота и под ее покровом колышется что-то белое и красное. Казалось, еще миг — и я сама появлюсь в нахлынувших на Джо воспоминаниях.
Раздался выстрел, за ним — эхом — испуганный крик старика. Меня бросило в дрожь, когда я увидела ампулу во весь экран, вздувшуюся вену стянутой жгутом руки, лицо Джо, повернутое в дальний угол комнаты (той самой, где Мелоди найдет его при смерти), фигуру рядом с ним, иглу шприца в бледной руке, медленно опускающийся белый рукав. Затем новый наплыв: Джо, при помощи Дэвемпорта укладывающий в двойное дно грузовика несколько бронзовых скульптур (те самые произведения Полайоло и Челлини, которые он упоминал, приканчивая своего сообщника) и нечто уже вовсе гиперболическое, наподобие картины Тинторетто: я сама видела ее в Венеции, и это заставило меня улыбнуться, единственный раз за многие часы.
Расширенными от наркотика зрачками он наблюдал из высокого готического окна за грузовиком, пробирающимся сквозь снега по направлению к склонам гор, а навстречу ему приближались две желтые точки — это в лунном свете мчалась машина Мелоди. Он быстро отошел от окна, взял пистолет, обмотав руку тряпкой, выстрелил наугад. Снова поднял ствол, причем так, чтобы он был направлен сбоку в кончик носа, и прикрыл левой рукой другую половину лица. Повернулся в профиль, в зеркале проверил направление выстрела. Нажал спусковой крючок. Его изображение разлетелось на тысячу осколков; он добежал до лестницы, сдерживая кровь полой рубахи, бросил пистолет, приложил к ране сорванную с предплечья тряпку, кинулся назад и где-то на полпути отнял ее, чтобы кровь капала на пол, сделал несколько шагов, едва передвигая ноги, и без единого стона рухнул на осколки зеркала, в шаге от первого алого пятна…
Алмаз теперь излучал лишь неясное свечение. На циферблате часов Уилкинса появилось изображение мокрой улицы: что-то двигалось по ней и оставляло за собой след.
После всей этой тьмы от яркого света в холле гостиницы резало глаза, а лицо Харта казалось подчеркнуто спокойным. Наконец-то он прочел сообщение Мелоди. Посмотрев на часы — было восемь, — он двинулся было к телефону, но тут из однородного шума толпы выделился отчетливый голос:
