Эти девушки, эти женщины были моим кривым зеркалом, а вместе с тем и нет, ведь постоянное расхождение, отсутствие возможности обменяться взглядами — прямая противоположность самой сущности зеркала.
Итак, я погрузилась в глаза Мелоди. Это был ее первый прямой контакт со мной, хотя всего лишь случайный и механический. Но тут я почувствовала, что у меня за спиной стоит человек, лучше других знающий секреты сценария, человек, в чьей власти уложить текст так, как ему надо, подогнать его под себя.
— Я видел, как ты вошла. Здравствуй.
Я даже не пыталась скрыть своей растерянности.
— Как, ты разве еще не закончил работать над фильмом?
— Продолжаю, чтоб доставить тебе удовольствие. Небольшие уточнения в последней части.
Я даже не заметила, как оказалась у монтажного стола.
— Ну, тогда извини, я не думала, что ты так серьезно относишься к работе.
— Ты много чего не думала, моя дорогая.
Слова у него выходили какие-то неуверенные, а живот, развитый в прямо пропорциональной зависимости с мозгом, симметрично раздвигал пуговицы тесной рубашки, демонстрируя свою дряблую кожу. У него были манеры состоятельного и вечно всем недовольного интеллектуала, но он привык покрывать их патиной любезности, что меня особенно настораживало.
Я обратила внимание на остатки вина в бутылке, которая еще час назад наверняка была полной. Он предложил мне выпить, но я сказала, что за работой не пью.
— Это финал? — спросила я, указывая на фотограмму Мелоди. — Можно посмотреть кусочек?
— Пожалуйста, это сцена перед финалом.
Сердце билось так сильно, что я даже нажала сперва не ту клавишу; пришлось переключать.
Мелоди вышла из такси, и лицо ее мгновенно помрачнело; наклонившись над кабиной, она отдала водителю деньги.
— There’s an alarm going… can’t you call the police with your radio?
— I tell you I am out of service. And then, if we call the police every time there is an alarm…
— Oh, please, it can be vital[16].
Семпьони подошел и встал рядом со мной.
— Красивая женщина, правда?
Мелоди не взяла сдачу, которую протянул ей таксист.
— O’key, but a villa like this should be already connected with the police, if they don’t hear it they won’t hear me. But o’key, I go and call the operator[17].
Она осталась под дождем; лишь один фонарь освещал дорогу и ворота, к которым она приближалась; сначала Мелоди долго звонила, потом тщетно пыталась открыть их, посмотрела вверх, затем побежала на другой конец ограды.
— Извини за беспорядок, но таков уж мой быт! — воскликнул хозяин дома.
Шуршание его сандалий не отвлекло меня от Мелоди: я смотрела, как она останавливается под глицинией, что росла по эту сторону ограды. Мелоди искала взглядом, за что бы уцепиться.
— Когда у меня запарка с работой, все бытовые проблемы я откладываю в сторону. Впрочем, я вообще не люблю ими заниматься…
Мелоди забралась наверх, перелезла через ограду и прыгнула наугад, в темноту мокрых веток. Быстро поднялась и пошла к дому.
— Вот так все и накапливается, правда, иногда ко мне приходит женщина убирать…
Дом, стоявший в темноте среди деревьев, оказался, конечно же, домом Уилкинса!
— Ты уверена, что не хочешь глоток вина? Или кока-колы?
Я оглянулась на него, недоумевая: по глупости он это твердит или с каким-то расчетом. Он стал около массивного письменного стола, на котором выстроились в ряд небольшой компьютер с клавиатурой и просмотровым устройством, видеомагнитофон, телефон с автоответчиком; их бесспорная практическая польза подчеркивала (во всяком случае, так мне тогда показалось) абсолютную ненужность аудиомагнитофона: на что он ему, ведь он работает с уже озвученным изображением? Какая блажь заставила его притащить сюда эту дрыну?
Я в последний раз взглянула на Мелоди: она пробиралась по грязи, среди деревьев, подходя все ближе к дому. На лице ее была неприкрытая тревога… Скрепя сердце я остановила аппарат, повернулась к Семпьони.
Он показал мне диалоги с многочисленными пометами.
— На самом деле вот над чем мне нужно как следует поработать: забавная комедия… но я просто схожу с ума от скоплений газов в кишечнике бедного Ричардсона, — проговорил он тягучим голосом, педантично подчеркивая каждое слово, затем осторожно опустился в шезлонг, предложил сесть и мне. — Если я схожу с ума, значит, и в самом деле бездарен.
