Показания горничной вместе с показаниями самого Бекаса послужат для подтверждения правдивости Дендриноса: жена действительно сама пригласила его к себе в два часа ночи. А из показаний врача станут ясны мотивы самоубийства. Пусть место, где покойная приобрела яд, пока не найдено (Бекас не сомневался, что они вскорости найдут ту аптеку), но невиновность Дендриноса все равно можно считать доказанной.
Вечерние сумерки окрасили небо над Афинами в фиолетовый цвет. Бекас бодрым шагом шел по улице Панепистимиу. Он как будто вернулся во времена своей молодости, когда раскрыл свое первое дело. «Хотели провести старого воробья? — думал он. — Не выйдет!»
Отчего же он так радуется? От сознания выполненного долга? Или оттого, что не позволил себя обмануть? Может, его упорство объяснялось не чем иным, как задетым самолюбием? Он остановился посреди тротуара.
— Нет! — произнес он вслух.
Это раньше, в молодости, он был тщеславен и мог сводить счеты. С годами же Бекас понял, что если в его профессии для чего и стоит стараться, так это для того, чтобы с п р а в е д л и в о с т ь п о б е д и л а, а з л о б ы л о н а к а з а н о.
«Да, старею…» — подумал он.
Давно жена не видела Бекаса в таком прекрасном настроении.
— Ты весь прямо сияешь, не иначе в лотерею выиграл.
— Не угадала!
Бекас засмеялся и вдруг звонко шлепнул ее пониже спины. Таких выходок он не позволял себе по крайней мере лет двадцать.
— Да ты с ума сошел! — ахнула женщина.
— Весна! — ответил он.
На календаре был ноябрь.
Они втроем сидели в том же тихом ресторанчике. Бекас, Макрис и Марина Розину. Бекас поднял бокал. Рецина зазолотилась в ярком свете.
— За освобождение вашего друга.
— Если бы не вы… — Голос у девушки дрогнул.
— Ну-ну, — прервал ее Бекас, — Дендринос прежде всего обязан горничной, своей памяти и вам.
Девушка непонимающе на него посмотрела.
— Не удивляйтесь. Вы сделали для него больше, чем кто бы то ни было. Это вы заставили меня усомниться…
Он уже много раз думал про это. Да, именно ее искренний взгляд, любовь, которая светилась у нее в глазах, и еще что-то необъяснимое заставили его, как он ни сопротивлялся, поверить этой девушке.
— И потом, наш друг Макрис… Ведь он первый заговорил о самоубийстве.
Марина перевела благодарный взгляд на журналиста. А тот, чтобы предупредить слова признательности, готовые сорваться у нее с губ, спросил Бекаса:
— Как думаешь, когда его выпустят?
— Прокурор говорит, что через несколько дней. Они еще артачились, пока не выяснили насчет яда. Показания аптекаря убедили их окончательно. Теперь осталось только соблюсти формальности. — Бекас повернулся к девушке. — Вы ему уже сказали?
Он добился для нее этой награды — первой сообщить заключенному радостную новость.
— Да, сегодня утром. До сих пор не могу понять, как эта женщина…
— Она боготворила самое себя. Это как болезнь, — сказал Бекас. — С детства она привыкла, что выполнялись все ее желания. Красота и миллионы, полученные в наследство, еще больше избаловали ее. А вам она завидовала, потому что вы молоды и наделены тем, чего у нее не было: добротой и способностью любить. Ее бесило не только то, что Дендринос вас любит, но и то, что вы любите его по-настоящему. А ей это было не дано. Она возненавидела вас еще до того, как узнала о своей болезни. А уж когда узнала, то в своей ненависти дошла до безумия. Но безумие это было особого рода — хладнокровное, мстительное. Она твердо решила умереть, потому что предпочитала смерть мучениям. Но мысль, что вы, здоровые, счастливые, влюбленные, будете жить после нее, приводила ее в бешенство. По-своему эта женщина была очень умна. И довольно ловко выстроила свою интригу. Ей нужен был свидетель ваших подозрительных действий, которые она сама же и спровоцировала. Причем не просто свидетель, а профессионал. И она нашла меня. Да, что ни говори, она — чудовище.
— Она очень несчастная женщина, — сказала Марина Розину и повернулась к Макрису. — Скажите, я права?
— Насчет чего?
Журналист улыбался каким-то своим мыслям и не слышал ни единого слова.
— Что с тобой? — спросил Бекас.
— Да вот, думаю.
