— Того, кто им мешает. Жену Дендриноса, например.
Наконец-то Макрис получил ответ на вопрос, с самого утра не дававший ему покоя. Теперь он понял, по какому «делу» работает его друг.
— А что же все-таки произошло?
— Обещай, что это останется между нами?
— Ну разумеется! — Журналист сгорал от любопытства.
Вкратце, не вдаваясь в подробности, Бекас изложил другу суть дела. Он нуждался в помощи. Теперь, когда за его спиной уже не стояла полицейская «машина», Бекас чувствовал себя крайне неуверенно. Макрис слушал его удивленно.
— И ты веришь ей, этой женщине? — спросил он наконец.
— Не знаю.
— А может, она того? — Он покрутил пальцем у виска.
— Может быть. Так или иначе видно, что она ревнует своего мужа. Ты видел, сегодня они были в театре?
— Это же я тебе их показал!
— Зачем они явились? Дело тут не в спектакле — это ясно. К тому же они ушли с последнего акта. Ты не заметил?
Макрис заметил.
— Они ходили за кулисы. Зачем? На это может быть только один ответ — госпожа Дендрину захотела познакомиться с малышкой.
— Ну и что?.. — Макрис тряхнул головой. — Нет, ты можешь думать что угодно, но в одном я уверен. В покушении на жизнь человека Марина Розину участвовать не может. Это исключено. Неужели ты веришь в эту историю с телефонным разговором?
— Пока не берусь ничего утверждать или отрицать, — сказал Бекас.
В зале раздались аплодисменты. Актриса закончила свое выступление.
Макрис сдвинул брови; лоб прорезала глубокая вертикальная морщина: казалось, он с трудом что-то припоминает.
— Путаница… человек звонит и натыкается на чужой разговор… Вроде мне кто-то рассказывал такой случай.
— Кто?
Макрис какое-то время пребывал в раздумье, потом черты его разгладились. Он вспомнил.
— Ну конечно! Я видел это в одном американском фильме. Точно. Должно быть, она смотрела этот фильм и затем пересказала эпизод тебе. Бекас, дружище, она просто психопатка. Обезумела от ревности и навязала все это тебе…
— С какой целью?
— Возможно, чтобы заставить тебя следить за мужем. Она знала, что, если скажет правду, ты не пойдешь на это. Вот и решила изобрести что-нибудь невероятное.
Журналист сразу успокоился, потому что был уверен в своей правоте. Но его уверенность не передалась другу. Бекас по-прежнему напоминал сердитого кота.
— Тогда почему она не обратилась в частную контору? Слава богу, их теперь полно в Афинах — и всё растут как грибы.
— Они, должно быть, не внушают ей доверия, а ты внушаешь.
— Ну да, и потому она выбросила сто тысяч?
Бекаса эта гипотеза явно не удовлетворила.
— Значит, эта девчонка — твоя любовница? — неожиданно сказала Дженни Дендрину.
Она сидела за туалетным столиком и привычными, неторопливыми движениями вынимала из ушей серьги. Она произнесла это невозмутимым тоном, как будто речь шла о чем-то незначительном, но в то же время, глядя в зеркало, внимательно, пристально следила за мужем. Дендринос растерялся. Он понимал, что ее спокойствие было притворным. И не сразу нашелся что ответить.
— Не понимаю, о чем ты, — наконец выдавил он из себя.
Дженни Дендрину ни разу не обернулась к нему. Фразы, которыми они обменивались, были насквозь фальшивы и совершенно не соответствовали настоящему предмету разговора. Зато острые взгляды скрещивались в зеркале.
— Прекрасно понимаешь. Я знала, что у тебя любовница. Знала, кто она. Только до сегодняшнего дня не была с ней знакома.
— Глупости!
— Глупее быть не может! В твоем возрасте и с твоим положением…
— Да говорю же тебе…
Тут она резко повернулась и обожгла мужа взглядом, полным ненависти.
— Что говоришь?.. Что верен мне?
— Дженни!
— Не пытайся оправдываться. Мне все известно, все!
Он чувствовал, что сопротивление бесполезно, и все же цеплялся за слова.
— И ты поверила дурацким сплетням?!
— Даже соврать как следует не умеешь. Я презираю тебя!
Дендринос хотел было еще что-то сказать, но передумал.
— И все вокруг над тобой смеются, — продолжала она. — А больше всех — эта девчонка, твоя подстилка. Да, она обманывает тебя с молодыми и насмехается над «стариком, который разыгрывает из себя Ромео».
Остановить ее было уже невозможно. Она жалила, язвила, унижала его достоинство, издевалась над его любовью. Куда девалось ее притворное спокойствие! Каждое слово было как плевок в лицо. Дендринос смотрел на нее, потрясенный, он и представить себе не мог, что в душе жены кроется такая ненависть, такая злоба. Когда, понося молодую актрису, Дженни уже перешла всякие границы, он закричал, не в силах больше сдерживаться:
