— Ничего не понимаю, — пробормотал он.
— Хотите, чтоб я был с вами откровенен? — спросил, поднимаясь, Макрис.
— Разумеется.
— З а ч т о в ы п л а т и т е д е н ь г и М а к и с у А н г е л о г л у?
Эффект был потрясающий. Каридис попытался было встать, но снова рухнул в кресло. Его одутловатое лицо побелело, как полотно. На лбу выступили крупные капли пота. Прошло несколько минут, прежде чем он смог выдавить:
— Кому?
— Макису Ангелоглу, — отчетливо произнес Макрис. — Мужу Розы Варги.
Каридис безуспешно пытался изобразить улыбку.
— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Муж Розы Варги давно умер.
Макрису даже стало жаль его: было видно, как фабрикант хватается за соломинку.
— Я тоже так считал, — возразил Макрис. — Но теперь знаю, что это неправда. И вам это отлично известно.
— Вы сошли с ума, — шепотом повторил Каридис.
Журналист пожал плечами. Отступать уже поздно.
— Не надо, господин Каридис, меня вы не проведете. Я знаю, что Талия Халкья и Ангелоглу вас шантажируют. Позавчера вы вручили Халкье пятьдесят фунтов, а она передала их Ангелоглу.
Каридис понял, что отрицать бесполезно. Отдуваясь, он утирал лицо большим носовым платком и с трудом сдерживал слезы.
— Что вы от меня хотите? — наконец спросил он.
— Чтобы вы рассказали мне все. Я вам не враг. Я понимаю, у вас семья и эта история вам совсем ни к чему. Помогите же мне, это в ваших интересах. Почему вас шантажируют? Что известно тем людям?
Каридис сдался. Дрожащими пальцами налил себе воды в стакан и отпил несколько глотков.
— Я вам все расскажу, — в отчаянии пробормотал он.
14
ГАСТРОЛЬ ПОЛИЦЕЙСКОГО БЕКАСА
Бекас приехал в Ларису впервые. Как было условлено, на вокзале его встретил полицейский агент из Афин — они постоянно работали вместе.
— Какие новости? — спросил Бекас.
Оба были в штатском. Агент ввел его в курс дела. Талия Халкья остановилась во второразрядной гостинице неподалеку от площади Тахидромиу.
— Она с кем-нибудь встречалась?
— Нет. Выходила, чтобы позавтракать в ресторане, и опять вернулась в номер.
— Ну что ж, пойдем.
Моросил мелкий неприятный дождик. Бекасу пришлось надеть плащ. Перед вокзалом выстроились в ожидании старые одноколки возившие пассажиров по маршруту вокзал — центральная площадь. Все извозчики были закутаны в длинные дождевики. Бекас и его спутник сели в коляску. Дробный стук подков по мокрому асфальту радовал непривычное ухо.
От вокзала до площади рукой подать: не прошло и десяти минут, как они были на месте. Агент заранее оплатил для своего начальника номер в гостинице «Олимпион». Сам он поселился в той же гостинице, что и Талия Халкья: артистка его не знала.
— Ну пока, — сказал Бекас. — Действуем по плану.
Агент отправился к себе в гостиницу и в случае чего будет звонить Бекасу. Поднявшись к себе в номер, Бекас долго стоял у окна и смотрел на пустынную площадь сквозь капли дождя, сбегающие по стеклу.
В памяти всплыл последний разговор с Макрисом. Журналист убежден, что Ангелоглу жив. Если он не ошибается, то этот негодяй — большой ловкач. Столько лет водил их за нос. Странно, как он до сих пор не попался, ведь в полиции на него большое досье.
Бекас припомнил, что незадолго до того, как разнеслась весть о его убийстве, Ангелоглу явился в полицию с немецким офицером. Требовал разрешение на открытие ночного клуба. Вел он себя бесцеремонно и нагло, уверенный в своей силе. Этот тип из тех, что не остановятся ни перед каким преступлением. И если он действительно инсценировал собственную смерть, то в убийстве Розы Варги следует, видимо, винить его. А мотивов у бывшего мужа могло быть сколько угодно.
Небо немного прояснилось. Из кафе сразу же высыпали люди, прятавшиеся от дождя. Тут только Бекас заметил посреди площади небольшой мраморный бюст. Это особенность всех провинциальных городов: везде на главной площади красуется увековеченная в мраморе какая-нибудь выдающаяся личность.
Бекас попросил горничную принести ему глинтвейна. Он, кажется, простудился, и не удивительно — при таком ненастье. Горло побаливает. Раньше ему любая погода была нипочем, а теперь годы берут свое. Через несколько лет ему на пенсию. Бекас улыбнулся: трудно представить себе, что когда-нибудь он заживет спокойно, без постоянных мотаний и нервотрепки.
