Смерть в Кесарии - страница 33

Шрифт
Интервал

стр.

– Зато я твой – собираюсь, – бесцеремонно сказал инспектор. – Так ты говоришь, она позвонила тебе в четверть третьего? И ты сразу все бросил и поехал?

– А мне и бросать-то особо нечего было. Мертвый сезон, как говорится, мелочевка.

– Нашли пулю, инспектор, – сказал один из полицейских.

– Покажи… – инспектор повертел в руке сплющенный кусочек свинца. – Что скажешь, Натан?

Розовски осторожно взял пулю.

– Семь и шестьдесят пять, – сказал он. – Ари Розенфельд был убит из револьвера того же калибра.

– Да? В какой, интересно, газете ты прочитал такие подробности?

– В «Вестях», – не моргнув глазом, ответил Натаниэль. – Русская газета.

Вряд ли Ронен выучит русский язык специально, чтобы уличить бывшего начальника во лжи.

– Н-да…Точно, семь-шестьдесят пять, – сказал инспектор Алон, возвращаясь к пуле. – Только револьвер Розенфельда, слава Богу, уже ни в кого не может выстрелить, поскольку лежит в отделе баллистической экспертизы у нас в управлении.

– Действительно, слава Богу.

Ронен Алон повернулся к подчиненным.

– Что с отпечатками пальцев, Шимон? – спросил он незнакомого Натаниэлю полицейского.

– Ничего, кроме отпечатков убитой – никаких следов, – ответил Шимон.

– А на чашках?

– Вообще никаких следов. Стерты. На одной – след губной помады. А у убитой губы ненакрашены. Помаду тоже пытались стереть, ее почти не видно.

– Ясно… – он снова обратился к Натаниэлю: – Ты говоришь, разговаривал с ней в четверть третьего?

– Да.

Алон обратился к Бен-Шломо:

– Нохум, ты можешь сказать, когда произошло убийство?

Доктор, осматривавший тело убитой, выпрямился и с сожалением покачал головой.

– Почему здесь не работает кондиционер? – с досадой спросил он.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да нет, но при этой температуре и влажности очень легко ошибиться. Сейчас я могу сказать только, что смерть наступила между десятью часами и тремя.

– Ничего себе, разброс! – Алон посмотрел на Розовски, нахмурился. – Что ж, будем исходить из твоей информации. Позвонила в четверть третьего, ты вошел в номер…

– В двадцать минут четвертого, – подсказал Натаниэль. – Или около того.

– Значит, в четверть третьего она еще была жива. То есть, кто-то сюда вошел в течение того часа, что ты добирался, верно? Кто это мог быть?

– Кто угодно, – ответил Розовски. – И никто конкретно. Но впустила она знакомого. Во всяком случае, некоторое время они беседовали, – он кивнул в сторону столика. – Видишь, даже успели выпить чаю.

– Да, верно. Хотя это могло произойти раньше.

– Могло, – согласился Розовски.

– Шеф, в сумке документы, – сказал Дани.

– Покажи, – инспектор раскрыл папку, быстро, но внимательно перелистал документы. – Ты знаешь, что это? – спросил он Натаниэля.

Розовски заглянул в папку.

– Обычные документы репатрианта, – ответил он. – Джентльменский набор. Свидетельство о рождении, свидетельство о браке, о разводе, о смене фамилии.

– А вот это? – Ронен показал на пожелтевший ветхий листок с обтрепанными краями. – Какая-то архивная бумажка. Что это?

Натаниэль усмехнулся.

– Очень важная бумажка, – сказал он. – Видимо, ей пришлось подтверждать свое еврейское происхождение. Справка из Архива МВД. Выдана в 1946 году, сразу после войны.

– Ясно, – инспектор Алон закрыл папку. – Разберемся в управлении… Получается так, что некто вошел, прямо от порога выстрелил в нее и тут же ушел… Какие выводы можно сделать из этого?

– Ну, во-первых, он должен был ее знать. Прямо с порога в незнакомого человека не выстрелишь. И потом, вовсе не с порога. Он вошел в комнату.

– Можно просто запомнить по фотографии, – возразил Ронен.

– Тоже верно. Во всяком случае, он должен был точно знать, что Соколова в номере одна.

– Возможно… – Ронен поднялся. – Пойду, побеседую с портье. Составишь компанию?

– Если хочешь. Только учти: я с ним уже разговаривал.

– Когда?

– Прежде, чем подняться в номер.

– Зачем?

– Хотел немного ознакомиться с ситуацией. Я ведь не был знаком с ней, – он кивнул в сторону кровати.

– И что же?

– У Соколовой сегодня был посетитель, если верить портье – только один. Он ушел значительно раньше – в половине одиннадцатого.

– И больше никого не было?

– Портье больше никого не видел. Но это – достаточно условные показания.


стр.

Похожие книги