— Елена Ивановна! — послышались из-за двери ее всхлипы.
— Спасибо, — прошептала Аля.
— Не за что, — я склонилась над ведром, полная отвращения к себе самой.
Аля исчезла в темном коридоре. Меня колотила дрожь. Плюнув на уборку, я решила выпить чашку чаю и успокоиться. В коридоре, куда выходили двери кабинетов, стоял стол. На столе — телефон. И когда я проходила мимо, телефон зазвонил. Я сняла трубку.
— Шестое отделение.
— Позовите, пожалуйста, Виктора Николаевича, — раздался в трубке взволнованный женский голос.
— У него пациентка, позвоните, пожалуйста, попозже.
— Это его жена, из больницы, очень срочно.
Я положила трубку на стол и постучала в кабинет.
— Я занят, — раздраженно крикнул Виктор, едва я просунула голову в дверь.
— Там ваша жена, говорит, что-то срочное.
Он встал и стремительно вышел. Аля смотрела в окно. Я постояла на пороге и пошла дальше, за чашкой. В раздевалке Оксана примеряла перед зеркалом новый халат.
— Видела красавицу? — спросила она меня. — Что-то зачастила к нашему психологу. Раньше в больницу раз в три месяца наведывалась, а теперь — через день бегает.
Я поставила чашку в шкаф и выглянула в коридор. Виктор все еще говорил по телефону. Два шага до его кабинета — толкнула дверь. Аля, перегнувшись через стол, щелкала мышкой, передвигая по экрану список пациентов. Услышав скрип двери, она обернулась.
— Аля, — как можно мягче сказала я, — тебе не нужно больше этого делать. Теперь это буду делать я.
Аля выпрямилась, отошла от стола, сложила руки ладонями вместе.
— Спасибо, — на ее глазах блестели слезы, — ты слышишь? — обратилась она куда-то вверх. — Я свободна и могу лететь с тобой.
Я шагнула к ней и взяла ее за руки. Они были холодны, как лед. Где-то сзади возник Виктор. Я ощутила его присутствие спиной, но не оглянулась — не могла оторваться от Алиных глаз, в глубине которых, в черном тоннеле зрачка, пропадала-таяла моя жалкая фигурка.
Потом были звонки, суета. Торжествующая Анна Кузьминична выдала дозу аминазина. Санитарная машина. Белая рубаха с длинными рукавами. И ворота психиатрической больницы. Для взрослых.
В отличие от шоу жизнь продолжается без регламента. Уже и санитарная машина умчалась прочь, унося в своей утробе Алю и Виктора — поехал объясняться с коллегами? Уже и дети — а ведь никто не сбежал! любопытство! — были водворены в игровую. Уже и санитарки с медсестрами обсосали происшествие со всех сторон. Уже и Елена Ивановна удовлетворила свое любопытство, порасспросив — вот уж повыделывалась! — Лилю. А я все сидела в приемной, глядя на ведро с грязной водой, чудом устоявшее в суматохе, понимала, что надо бы его убрать, и не могла сдвинуться с места. Спасение пришло с неожиданной стороны: ко мне подошла Анна Кузьминична, положила руку на плечо. Я подняла глаза — по пуговицам халата, мимо черных волосков, торжествующе пробивающихся сквозь кожу подбородка, по услужливо подчеркнутым светлой пудрой морщинам щек…
— Идите-ка вы домой, Виктория Николаевна, — просто сказала она, — вам сегодня досталось.
Кажется, в городе по-прежнему гостила весна: зеленая трава на газоне, короткие юбки на девушках… А еще — зацвели каштаны. Во всяком случае, первое, что я увидела после второго стакана водки, были их белые свечи, торжествующе направленные прямо в синее небо. Водку я закусывала шашлыком. Макала большие, хорошо прожаренные куски в сладкий кетчуп, совала в рот, смачно прихрустывая колечками лука — не целоваться. Впрочем, с поцелуями ко мне никто и не лез. В этот достаточно ранний час в парке почти не было посетителей. Слонялись по лужайкам несколько студенческих парочек, променявших знания на любовь, да денег у них на шашлыки не было — обходились мороженым. Четверо алкоголиков из парковых рабочих опохмелялись пивом. Двое затянутых ремнями пониже объемных животов мужчин южной внешности и южного же темперамента ели шашлыки за соседним столиком, громко ведя переговоры на незнакомом гортанном языке. Но, несмотря на свой хваленый темперамент, не обращали на меня ни малейшего внимания. Даже сонная официантка с лицом, помятым не меньше, чем форменное платье, предпочитала глядеться в мутное зеркальце разбитой пудреницы и ковырять позавчерашний прыщик на подбородке. И никто не смотрел на меня. Словно молодая женщина, заказавшая в первой половине обычного провинциального понедельника двойную порцию шашлыка и бутылку водки, была самым заурядным явлением в этом кафе, расположенном в середине городского парка.
