Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - страница 74

Анри сел на покрывало, притянул к себе на колени малышку Агату. И только оказавшись в объятиях отца, девочка наконец согласилась съесть вареное яйцо.

Норма понимающе улыбнулась Элизабет, которая взяла кусок холодного жаркого. Сидели они близко друг от друга, и домоправительница шепнула:

— Я ее увидела и сразу поняла, почему вы так задержались возле того вяза.

— Если б можно было расспросить дрессировщика! — так же тихо отозвалась Элизабет. — Они обменялись конвертами. Что их может связывать? Странно, правда же?

— Что у них за делишки, он не признается, — сказала Норма. — Хотя, если действовать хитро…

— Лучше сразу предложить денег.

Жан Дюкен увидел, что они шепчутся. Он слегка перебрал подаренного Вулвортами прекрасного вина, пребывал в игривом настроении и потому заявил громко, чтобы все слышали:

— Милые дамы, как говорят у нас во Франции, «Pas de messes bassessans curé»[26]!

— Жан, как тебе не стыдно! — возмутилась Бонни. — Ты мешаешь гостям. Немедленно угомонись, или шампанское на десерт мы будем пить без тебя!

Ответом ей были снисходительные смешки. Эдвард и Мейбл даже не стали спрашивать, о чем речь.

Еще через два часа Элизабет, Леа Рамбер, Норма и Анри повели четверых детей на карусель — аттракцион, который вот уже тридцать лет обожали все горожане, от мала до велика.

— Мистер Вулворт правильно сделал, что повез молодоженов домой, — сказала Леа по-французски, но с легким итальянским акцентом. — Ваш дядюшка, Элизабет, совсем опьянел.

— А Бонни неприятно видеть его таким! — отвечала та, смеясь. — Но они быстро помирятся. Обычно дядя Жан спиртного в рот не берет. Ма по дороге пригласит их заехать к ним, в Дакота-билдинг, и выпить кофе.

— Что ж, мсье Дюкена можно простить, ведь это его свадьба! — заметил Анри. — Я очень благодарен, что они пригласили меня и детей.

— И я тоже! — подхватила Леа. — Спасибо и вам, Элизабет. Мне было очень приятно, что вы нас не забыли. Мы с Батистом частенько вас вспоминали. Переживали, не зная, как вас встретил дед-француз, который нам в свое время показался таким суровым и хмурым. Роvеrinа![27] И вот вы вернулись в Нью-Йорк, но уже вдовой. Как жаль этого красивого молодого человека, Ричарда!

Сама того не желая, Леа разбередила сразу две кровоточащие раны. У Элизабет сжалось сердце, и Луизон, державший ее за руку, почувствовал, как она содрогнулась всем телом.

— Не грусти, Лисбет! — вполголоса проговорил он. — Мы с тобой — папа, Агата и я!

— Все хорошо, Луизон. Смотри-ка, мы пришли! Обожаю карусель, она такая красивая! Каждому по четыре поездки — от меня в подарок!

— Ну, это уже баловство! — смутился Анри.

— Соглашусь с мсье Моро, — поддержала его Леа.

— Ну пожалуйста, разрешите! Мне будет очень приятно, — попросила Элизабет. — Дети это заслужили. Даже я года три назад еще каталась — верхом на деревянной лошадке. И это было чудесно — кружиться под музыку!

Тони, Миранда, Луизон и Агата вздохнули с облегчением, когда Леа и Анри сдались. Норма все это время молчала — кажется, задумалась о чем-то своем. Едва позволение было получено, дети ринулись занимать места под красочным куполом карусели.

Мальчишки оседлали по ярко раскрашенной лошадке, девочки с удовольствием устроились в такой же пестрой карете.

Несколько минут Элизабет следила за ними взглядом, потом отвела домоправительницу в сторонку.

— Дрессировщик с медведем перешли на другое место, к бювету. Я слышу их тамбурин. Норма, я должна его расспросить! А остальным скажете, что я пошла за сладостями или за лимонадом.

— Давайте лучше я, — предложила девушка.

— Нет, Норма. Я кое-что придумала. Не волнуйтесь, все обойдется. Мне даже нравится играть в детектива, это же была работа Ричарда. Иногда я упрекала его за выбор профессии, но теперь понимаю — в этом что-то есть. И я хочу защитить ма.

Опустив на лицо вуалетку, Элизабет остановилась чуть поодаль от дрессировщика с танцующим медведем. Зрителей у них было мало, вероятно, по причине жары, которая становилась все более удушливой. Гарро поклонился десятку зевак, после чего тяжело опустился на все четыре лапы.

— Спасибо, дамы и господа! — крикнул его хозяин, на деле очень недовольный выручкой.