Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - страница 75

Шрифт
Интервал

стр.

Как только публика разбрелась, он отвел своего медведя в тень деревьев. Элизабет поспешила следом.

— Ну здравствуй, Гарро! — негромко сказала она. — У тебя усталый вид.

Удивленный Альфонс Сютра обернулся. И озадаченно уставился на нарядную молодую даму.

— Э, да мадемуазель француженка! — буркнул он. — Приятно встретить соотечественницу, приятно!

— Мсье, сколько лет вашему медведю?

— Ба! Да лет пятнадцать будет. Медведи — они живут долго. А почему интересуетесь?

— Из любопытства. Бедный Гарро, он кажется мне таким же усталым, как и в 1886 году, на «Шампани». Да, мы с вами давние знакомые.

Уроженец Арьежа внутренне напрягся. Все то же лицо с резкими чертами, черные глаза, вот только зубов во рту поубавилось…

— В этом парке осенью 1886 года вы встретили маленькую девочку, потеряшку, и позвали ее с собой — танцевать с медведем и собирать у зрителей деньги. Это была я.

— Не знаю, о чем вы говорите. Давно это было. Я в Нью-Йорке недолго пробыл, колесил по другим штатам, где зимой теплее. Вернулся четыре месяца назад.

Элизабет, само спокойствие, только кивнула. Запах дикого животного, острый и крепкий, она ощущала даже на таком расстоянии. Гарро вытянулся на траве во весь рост.

— Наверное, он хочет пить, — предположила молодая женщина.

— Напьется в ручье, как только вы, мадемуазель, от нас отстанете со своими древними историями!

— Не сердитесь, мсье. У меня к вам дело. Скажите, а чем вы торгуете? Вы только что обменялись с одной дамой конвертами. Я тоже не стеснена в средствах!

Дрессировщик зло сплюнул и пнул ногой медведя, что очень не понравилось Элизабет.

— Говорю вам, проваливайте! Подобру-поздорову! — пригрозил он.

— Я предлагаю вам живые деньги, мсье! Уверена, эта особа у вас что-то купила. Если скажете что, я хорошо заплачу!

Элизабет сдерживала свою нервозность и говорила тихо, стараясь оставаться любезной. Опыт общения с антикваром в Гавре показал, что за банковские билеты алчный человек станет и разговорчивым тоже.

— Ну, если не шутите, могу и рассказать, — пробурчал Альфонс Сютра. — Ничего дурного я не сделал, так почему не рассказать?

Я — посредник, у одного беру, другому передаю. И все!

— Думаю, не все, мсье дрессировщик медведей! Рассказывайте, и деньги — ваши…


Замок Гервиль, в тот же день, вечером

Гуго Ларош с Жюстеном ужинали в столовой, сидя друг напротив друга, как это уже успело войти у них в привычку. За столом Ларош часто заводил разговор о детстве юноши, расспрашивал. Его любопытство казалось неисчерпаемым. Вот и сегодня, когда подали жареного фазана, он засыпал Жюстена новыми вопросами:

— Чем больше я тебя узнаю, мой мальчик, тем больше удивляюсь, — начал он. — У тебя надлежащее образование и хорошие манеры, и это притом, что в школу ты не ходил. Как? Откуда?

— К тому времени, как я поступил на службу к одному землевладельцу в Обетере, грамоту я уже освоил — сам. Человек он был добрый и очень увлекался «изящной словесностью». И когда я спросил, не даст ли он мне что-нибудь почитать, он обрадовался. Я работал у него десять лет, и он не только обучал меня обращаться с лошадьми, но и всячески поощрял учиться. Хорошее было время…

— А потом мать тебя оттуда увезла, — невозмутимо произнес Ларош. — И я об этом не жалею.

На пороге появилась Алин в красном атласном платье с дерзким декольте. Маленький белый фартучек на нем выглядел крайне неуместно.

Эту девушку взяли на место Жермен еще до отъезда Элизабет, и они отлично поладили. Но когда в доме не стало законной хозяйки, миловидная златовласка задумала соблазнить Лароша. К нему в постель Алин забралась быстро, сочла, что теперь она на особом положении, и очень этим кичилась.

— Жалованье у меня хорошее, и я заправляю всеми делами в замке, — говорила она матери, когда приезжала по воскресеньям в гости, в соседнее местечко Вуарт. — Мсье мной весьма доволен.

И не очень грешила против правды: Гуго Ларош позволял ей спать в своей постели и осыпал подарками. С Алин у него появилась возможность утолять свои мужские потребности, которые не угасали с возрастом.

Единственное, что его в юной любовнице раздражало, — это цвет ее глаз, они были голубовато-зеленоватые, как у дочки, Катрин.


стр.

Похожие книги