Добравшись до 14-й улицы, я проехал подземкой до Юнион-сквер и заторопился вниз по железной лестнице, на платформу местной линии. Поезд только что ушел. До прихода следующего я успел уничтожить целую пригоршню земляных орешков. Вагон был почти пуст, но я не сел на скамейку. Прислонясь к двойным дверцам, я следил за летящими мимо грязными плитками стены по мере того, как поезд набирал скорость, уходя со станции.
Освещение погасло и вновь вспыхнуло, когда поезд огибал поворот, входя в тоннель. Скрежет металлических колес о рельсы походил на крик раненого орла. Вцепившись в штангу, чтобы не терять равновесия, я всматривался в кромешную тьму. Мы набрали скорость, и через миг она показалась.
Чтобы заметить ее, нужно очень постараться. Лишь огни проходящего поезда, отразившиеся от покрытых сажей плиток, указывали на наличие призрачной, заброшенной станции «18-я улица». Судя по официальной карте подземки, ее не существовало.
Я различил мозаичные цифры, украшающие каждую отделанную плиткой колонну, и даже заметил темный штабель сложенных у стены мусорных бачков. Вот мы снова оказались в тоннеле, и она исчезла, как сон, которого уже не помнишь.
Я сошел на следующей остановке, «23-я улица». Поднялся наверх, пересек авеню, снова спустился и отсчитал еще пятнадцать центов для очередного жетона. На платформе в ожидании поезда из центра стояло несколько человек, и поэтому мне пришлось в восхищении глазеть на плакат новой мисс Рейнгольд с подрисованными усами и надписью на лбу: «ПОДДЕРЖИТЕ УМСТВЕННО ОТСТАЛЫХ».
Подошел поезд, и в него вошли все, кроме меня и старухи, что ошивалась у конца платформы. Я неторопливо зашагал в ее сторону, поглядывая на плакаты и делая вид, будто интересуюсь улыбающимся мужчиной, получившим работу благодаря газете «Нью-Йорк Таймс», и симпатичным китайчонком, жующим ломтик ржаного хлеба.
Старуха не обратила на меня внимания. На ней было черное мешковатое пальто, на котором не хватало нескольких пуговиц, в руке она держала продуктовую сумку. Краем глаза я увидел, как она влезает на деревянную скамью и, открыв проволочный колпак быстро вывинчивает лампочку.
Когда я подошел к ней, она уже слезла со скамьи и упрятала лампочку в сумку. Я улыбнулся ей и сказал:
— Поберегите силы. Эти лампочки вряд ли вам пригодятся. На них на всех левая резьба..
— Не знаю, о чем вы болтаете, — бросила она.
— Департамент перевозок использует особые лампочки с левой резьбой. Чтобы отвадить воров. Эти лампочки не войдут в обычный патрон.
— Понятия не имею, о чем вы болтаете. — Она заторопилась прочь, ни разу не оглянувшись. Я подождал, пока она не исчезла в женском туалете.
Экспресс из центра с грохотом пронесся через станцию, и я начал спускаться по узкой мёталлической лесенке в конце платформы. Дорожка возле рельсов вела в темноту, только тусклый свет слабомощных электролампочек вдоль стены тоннеля указывал мой путь во мраке. Было очень тихо, и я спугнул нескольких крыс, ударивших по усыпанной угольной крошкой полотно между рельсами.
Подземный тоннель напоминал бесконечную пещеру. С потолка капала вода, а грязные стены были скользкими от плесени. Мимо меня пронесся поезд, и я задрав голову и прижавшись к липкой стене спиной, уставился на освещенные вагоны, проносящиеся в нескольких дюймах от моего лица. Один мальчишка заметил меня, и его равнодушное лицо вытянулось от удивления. Но вагон уже промчался мимо, и он не успел указать на меня пальцем.
Мне казалось, что я прошел гораздо больше, чем пять городских кварталов. Когда встречались ниши с сетевыми разводками и ведущими вверх металлическими лесенками, я торопливо проскакивал мимо, держа руки в карманах. Рубчатая рукоять моего пистолета, грубая на ощупь, привычно покоилась в ладони.
Я не видел заброшенной станции, пока не оказался в десяти футах от лесенки. Покрытые сажей плитки поблескивали, как руины храма в лунном свете. Я замер на месте, затаив дыхание и чувствуя биение сердцам висевшую под курткой «лейку». Где-то вдалеке заплакал ребенок.
