Далекие огоньки тоннеля поблескивали на лентах рельсов. В темноте были видны ряды железных крепежных стоек, похожих на тени голых стволов в полуночном лесу. Но, к сожалению, я не различал собственных ног и в полной мере чувствовал таящуюся угрозу третьего рельса, смертельного, как гремучая змея во мраке.
Услышав грохот приближающегося поезда, я оглянулся. На полотне моего пути — пусто. Я перешагнул меж крепежных стоек через два комплекта третьих рельсов и продолжал шагать по полотну, осторожно втыкая ноги в промежутки между шпалами.
Вскоре послышался звук очередного поезда. Я оглянулся и почувствовал бросок адреналина. Поезд несся прямо на меня. Я шагнул в сторону и оказался между стоек, разделяющих экспресс-пути; интересно, заметил ли меня машинист? Поезд проревел мимо разъяренным драконом, плюющим искрами из-под стучащих колес.
Наконец, я пересек последний, третий рельс и оглушительный грохот перекрыл шум, с которым я влез на противоположную платформу. Четыре хвостовых огня последнего вагона исчезли из виду, и я замер, прижимаясь к холодным плиткам станционной стены.
Ребенок уже не плакал. По крайней мере, его не было слышно сквозь монотонное бормотание голосов. Слова казались полной абракадаброй, но благодаря своей дневной учебе, я смог определить их, как латынь наоборот. Я опоздал к началу «службы».
Вынув из кармана револьвер, я тихонько принялся продвигаться вдоль стены. Передо мной колыхался слабый, призрачный занавес света. Вскоре я различил гротескные силуэты, раскачивающиеся в вестибюле станции. Вертушек и проходных воротец здесь давно уже не было. Я видел свечи: жирные, черные свечи, расставленные вдоль стены. По всем правилам, они должны были быть сделаны из человеческого жира, как и те, что находились в ванной комнате Мэгги Круземарк.
Конгрегация была облачена в мантии и маски животных. Козы, тигры, волки, всевозможные рогатые существа всех типов, — все хором повторяли литанию наоборот. Я сунул револьвер в карман и извлек «лейку». Свечи окружали алтарь, задрапированный черной материей. На плиточной стене над ним висел перевернутый крест.
Службу вел пухлый и розовый священник в буйно расшитой золотой нитью черной ризе, украшенной каббалистическими символами. Под ней он был совершенно нагим, и его эрегированный член подрагивал в пламени свеч. Двое молодых прислужников, тоже нагих под тонкими хлопчатобумажными стихарями, стояли по обе стороны от алтаря, размахивая кадилами. Дым отдавал едким приторным запахом горящего опиума.
Я сделал пару снимков священника с его юными красавчиками. Священник декламировал молитвы, и конгрегация отвечала воем и хрюканьем. С грохотом пронесся поезд в центр, и в его мигающем свете я сосчитал присутствующих: семнадцать человек, включая священника и алтарных служек.
Насколько я заметил, вся толпа не одела ничего под свои мантии. Мне показалось, что я заметил крепкое тело старика Круземарка. На нем была маска льва. Тряся своей серебряной гривой, он шаркал ногами и подвывал конгрегации. Прежде, чем прошел поезд, я сделал еще четыре снимка.
Священник поманил рукой, и из мрака вышла красивая юная девушка. Ее длинные светлые волосы струились через капюшон мантии, как солнечный свет, рассеивающий ночь. Она замерла, как изваяние, и священник расстегнул на ней все застежки. Мантия тихо скользнула наземь, обнажая тонкие плечи, девические груди и золотую пряду волос на лобке.
Я сделал еще несколько снимков, пока священник вел девушку к алтарю. Ее механические, вялые движения предполагали большую дозу снотворного. Девушку опустили на черную материю, и она, раскинув руки и свесив ноги, осталась лежать там. В каждую открытую ладонь священник вложил по короткой черной свече.
— Прими непорочную чистоту этой девы, — декламировал он. — О Люцифер, мы молим тебя… — Он плюхнулся на колени и поцеловал девушку между ног, оставляя там блестящие жемчужины слюны. — Да прославит эта чистая плоть твое божественное имя.
Священник поднялся, и один из алтарных служек подал ему открытую серебряную шкатулку. Он извлек оттуда сакраментальную облатку, затем перевернул шкатулку, высыпая прозрачные крошечные диски под ноги конгрегации. Паства принялась топтать облатки, продолжая распевать на обратной латыни. Некоторые шумно помочились на бетонный пол.
