Один из служек подал священнику высокую серебряную чашу-потир; остальные склонились и, собрав крошки облаток с пола, положили их внутрь. Под шарканье и похотливое хрюканье конгрегации, он поместил потир на живот юной девушки.
— О Астарот и Асмодей — князья дружбы и любви, я молю вас принять эту кровь, пролитую ради вас.
Вопли грудного ребенка пронзили тишину. Из темноты вышел алтарный служка с извивающимся в руках младенцем. Священник ухватил его за ножку и высоко поднял, не обращая внимания на его попытки вырваться.
— О Ваалверит, о Вельзевул! — вскричал он. — Это дитя приносится в жертву твоим именем.
Это случилось очень быстро. Священник отдал младенца служке и получил взамен нож. Яркое лезвие блеснуло в пламени свеч и перерезало ребенку горло. Крошечное существо, приглушенно хрипя, забилось, цепляясь за жизнь.
— Я приношу тебя в жертву Божественному Люциферу. Да прибудет с тобою покой Сатаны навсегда. — Священник поднес потир под бьющую толчками кровь. Я доснял кассету, пока младенец умирал.
Утробное мычание конгрегации перекрыло даже лязг и грохот приближающегося поезда. Бессильно привалившись к стене, я перезарядил фотокамеру. Служка потряс младенца, выжимая последние капли драгоценной крови. Яркие брызги блестели на грязных стенах и бледной плоти девушки на алтаре. Я жалел, что каждый отснятый кадр не превратился в пулю и не обагрил стены другой кровью.
Священник отпил из чаши и выплеснул остатки на толпу. Ряженые завывали от восторга. Все позабыли про мертвого младенца. Служки, закинув головы и смеясь, мастурбировали друг друга.
Отбросив прочь чашу, пухлый розовый священник опустился на колени перед обрызганной кровью девушкой и вошел в нее короткими, собачьими толчками. Девушка не шевелилась. Свечи ровно горели в ее раскинутых руках, а широко распахнутые глаза невидяще смотрели в темноту.
Конгрегация обезумела. Сбрасывая свои плащи и маски, они лихорадочно совокуплялись на бетоне. Мужчины и женщины, во всех мыслимых позициях, включая квартет. Резкий свет проходящего поезда отбрасывал мечущиеся тени на стены подземной станции. Их вой и стоны заглушали яростный стук колес.
Я увидел Этана Круземарка, содомирующего волосатого коротышку с брюшком. Они стояли у входа в мужской туалет, и в мигающем свете эта сцена напоминала отрывок из черно-белого немого порнофильма. Я не пожалел целую пленку на «магната в действии».
Вечеринка продолжалась таким образом не более получаса. Для сезона подземных оргий было еще рановато, и холодный липкий воздух, наконец, погасил жар даже самых горячих дьяволопоклонников. Вскоре все забегали, отыскивая свою одежду и ворча по поводу затерявшихся во тьме туфель. Я не сводил глаз с Круземарка.
Он уложил свой костюм в саквояж и помог кое-кому с уборкой. Черную материю с алтаря и перевернутый крест убрали, а кровь вытерли тряпками. Некоторые направились к центру, другие к пригородам. Несколько человек с фонариками зашагали через пути на ту сторону. Один из них нес тяжелый, пропитанный кровью мешок.
Круземарк покидал станцию чуть ли не последним. Несколько минут он что-то шептал священнику. Светловолосая девушка брела за ними, как зомби. Но вот они попрощались друг с другом, как добрые пресвитериане[19] после окончания службы. Пройдя на расстоянии вытянутой руки от меня, Круземарк направился по пустой платформе в направлении пригорода.
Круземарк вошел в тоннель и быстро зашагал по узенькой дорожке: ясно, что это была не первая его прогулка по лабиринтам подземки. Я пропустил его вперед, а затем тронулся следом. Я шел за ним шаг в шаг бесшумной тенью в высоких ботинках на каучуковой подошве. Если он обернется — игра проиграна. Следить за человеком в тоннеле — все равно, что выслеживать клиента по делу о разводе, прячась под кроватью гостиничного номера.
Приближение поезда дало мне случай, в котором я нуждался. Грохот набегающего экспресса возрос до железного крещендо, и я бросился бежать сломя голову. Рев поезда заглушил звуки бегущих ног. Пистолет был у меня в руках. Круземарк ничего не услышал.
Последний вагон промелькнул мимо, и одновременно исчез Круземарк. Он был от меня менее, чем в десяти ярдах, и вдруг исчез. Как я ухитрился потерять его в тоннеле? Еще пять широких шагов, и я увидел открытую дверь. Это было нечто вроде служебного выхода, и Круземарк уже поднимался по металлической лесенке, прикрепленной у стене.
