— Рефлекторно?
— Совершенно верно.
— Мы склонны согласиться с вами по этому поводу. Вы — человек, привыкший к жестокости и смерти, с которыми часто сталкивались во время войны в Корее. Вы склонный действовать инстинктивно, если чувствуете себя в опасности или если вам кажется, что что-то вам угрожает.
— Пожалуй.
— Но, вполне возможно, вероятны ситуации, которые другим людям кажутся безобидными. Как в случае с убитой вами взбесившейся собакой, которая вовсе не взбесилась.
— Как я уже сказал, это всего лишь ваше мнение о собаке. Овчарка на меня зарычала. И у меня не было времени на то, чтобы взять у нее анализ крови.
— Действительно, для анализа крови у вас времени не было. Вам нужно было действовать быстро, инстинктивно.
— Да.
— Хорошо. Но вернемся теперь к тому несчастному молодому человеку, который погиб на территории мотеля. Другие свидетели показали, что этот двадцатидвухлетний парень был физически крепким, увлекался греблей. Вам не кажется удивительным, что такой человек оказался настолько неуклюжим, чтобы упасть с лестницы и сломать себе шею?
— Может быть, он поторопился.
— Почему? Как установлено, он направлялся с пляжа в свой коттедж, чтобы взять там для жены солнцезащитные очки. Почему ему потребовалось бить рекорды скорости?
— Откуда я знаю? Я никогда не встречал его раньше.
— Мистер Харвей, думаю, настало время поговорить нам серьезно. Я изложу вам свою версию случившегося. Вам никто не звонил по телефону и, следовательно, не сообщал, что ваша жена находится в мотеле. Кому это было нужно, даже если она там была? Я разговаривал с вашими друзьями, знакомыми и коллегами по службе. Они единодушны в одном: вам абсолютно все равно, что делает ваша жена. Поэтому я думаю, вы проникли на территорию мотеля с единственной целью: скрытно подглядывать, как молодые парочки занимались любовью. Вы этим и занимались, когда Филипс наткнулся на вас.
— Вы в своем уме?
— Конечно. Но в своем ли вы уме, мистер Харвей?
— На что вы намекаете?
— А вот на что. Вас застали во время непристойного занятия, и вы мгновенно осознали нежелательные для вас последствия. Иначе говоря, почувствовали опасность. И вы поступили так, как вас учили. Как вы привыкли действовать в момент опасности. Вы первым нанесли удар. Вы сбросили молодого человека с лестницы, и он умер. Затем позвонили в полицию. Я верно излагаю факты, мистер Харвей?
— Нет. Как вам только в голову пришел подобный бред?
… Я почувствовал, что повышаю голос. Но ничего не мог поделать с собой. Этот тип постепенно начал выводить меня из себя. Жалкий слюнтяй, который по странной воле закона превратился в облаченную властью персону. Ему явно доставляло наслаждение подвергать словесной пытке и играть на нервах тех, кто в силу того же закона обязан отвечать на его ехидные вопросы. Слюнтяй, у которого еще молоко на губах не обсохло и который никогда ничего не знал о жизни, кроме того, как набить жратвой брюхо и выспаться в теплой постели. Разве он когда-нибудь пробирался по болотистой топи, по пояс погружаясь в вонючую жижу? Или валялся часами в грязи, как свинья, под пулями врага, стреляющего из засады? Разве он когда-нибудь выскакивал из окопной дыры навстречу солдатам противника, надвигающимся на тебя со штыками наперевес? Сверкающий на солнце штык! Одна из тех вещей, которые я никогда не смогу забыть. Занесенный надо мной штык и искаженное ненавистью вражеское лицо.
Он никогда не бредил штыком, этот слюнтяй. Он продолжал как ни в чем не бывало свой допрос. Но что-то в этом допросе изменилось. Или мне померещилось? Тон его голоса стал другим: мягче, почти дружеским. Возможно, это значило, что ему больше не о чем меня спрашивать. Что моей нравственной пытке приходит конец?
— Имейте в виду, пожалуйста, мистер Харвей. Я вовсе не обвиняю вас в убийстве. Если человек подвергается нападению, он защищается, и это не считается преступлением. Но Филипс мертв, и только вы можете сказать нам, как это произошло.
— Я уже сказал вам. И могу еще повторить сотню раз. Кто-то позвонил мне по телефону…
— Не надо об этом, мистер Харвей. Расскажите лучше о Филипсе. Это очень меня интересует, потому что я не могу понять, каким образом он умудрился напугать вас. Хотя умерший был значительно моложе, он, тем не менее, уступал вам и в росте, и в физической силе. Я склонен объяснить случившееся только одним обстоятельством. Филипс держал что-то в руке, и он намеревался напасть на вас. Что это могло быть? Крупный по размеру прибрежный камень-голыш?
