— Господи помоги мне! — вскричала она. — Какой у тебя вид! Краше в гроб кладут!
— Дай мне пройти!
— А кто тебе не дает? Входи. Мне все равно. Я уже отсюда съехала. Вернулась захватить кое-что, только и всего.
Абрам прошел через гостиную в спальню. Дочерей дома не было. В доме царили тишина и беспорядок, какие бывают обычно летом, когда семья выезжает за город. Он скинул пальто и швырнул шляпу на стул. Повалился на кровать и закрыл глаза. «Пусть будет, как будет! Наплевать! Пусть все катится к чертовой матери!» — подумал он и задремал.
Абрам открыл глаза и взглянул на часы. Проспал он не больше десяти минут. Он встал и нетвердыми шагами отправился на поиски Хамы. Жены не было. На письменном столе в маленькой, служившей кабинетом комнатке стоял телефон. Абрам набрал номер Нюни. Подошла Шифра и справилась, кто звонит.
— Это я, Абрам Шапиро, — сказал он. — Как ты, моя голубка? Адаса дома?
— О, это вы, господин Абрам! Да, дома. Сейчас ее позову.
До него донеслись чьи-то голоса, затем кто-то кашлянул, и раздался голос Даши:
— Кто это?
— Даша, это я! Абрам!
— Да, Абрам.
— Какие новости? Как поживаешь? Я хотел поговорить с Адасой.
— Прости, Абрам, но тебе с ней говорить не о чем. Оставь ребенка в покое.
— Ты что, с ума сошла?
— Ты и так уже причинил нам немало неприятностей. Разрушить нашу семью я тебе не дам.
— В чем, черт возьми, дело?
— До свидания.
И Даша бросила трубку.
Абрам в замешательстве поднялся со стула. Морщины у него на лбу словно стали глубже, плечи опустились. «Так вот как обстоит дело, — сказал он вслух. — Они теперь все против меня». И, схватив телефонную книгу, он, что было сил, швырнул ее об пол, подошел к висевшему на стене зеркалу и поднял свой огромный, волосатый кулак. «Ну, держитесь! — проревел он своему отражению. — Идиоты! Дикари!»
И человек в зеркале со всклокоченной бородой и торчащими во все стороны волосами тоже помахал ему кулаком и крикнул в ответ: «Идиоты! Дикари!»
4
Уходя с Беллой из дому, Хама не питала особой надежды на то, что отец будет рад ее возвращению. Уже много лет реб Мешулам ворчал, что ей давно пора бросить мужа, пустомелю и развратника, и вернуться с дочерьми в отчий дом. И тем не менее Хама знала: стоит ей внять его совету, как он начнет пилить ее, ругать за то, что она не послушала его раньше, обращаться, как с падчерицей. Она была так подавлена, так унижена, что даже не села в дрожки, взяла чемодан со своими вещами, Белла — второй, со своими, и они, точно погорельцы, пошли пешком. Соседи смотрели на них из окна и сочувственно кивали. Из своей комнатушки вышла их проводить дворничиха; она заламывала красные руки и вытирала слезы уголком фартука. Вслед за ними затрусила одноглазая дворняга. Хама заранее отрепетировала, что скажет отцу. «Отец, — скажет она, — мне хватит и корки хлеба — только назад возвращаться не заставляй».
Но получилось все совсем не так, как она ожидала. Когда Наоми вошла к хозяину в кабинет сказать, что Хама со своей старшей дочерью ушла от мужа, у старика на глазах выступили слезы. Он вышел нетвердой походкой на кухню, где Хама ждала с чемоданами, обнял ее и поцеловал — впервые после свадьбы. Поцеловал он и Беллу и сказал:
— Почему вы сидите на кухне? Мой дом — ваш дом.
Говорил он громким голосом, чтобы всем было слышно. Маня, которая до этого сидела на кухне и равнодушно наблюдала за развитием событий, вскочила и взяла чемоданы. Наоми пошла приготовить вновь прибывшим комнату. Роза-Фруметл, которая в это время стояла у окна и бормотала себе под нос утренние молитвы, прочла стих до конца, закрыла молитвенник, поцеловала его и вышла на кухню. Ее глаза излучали сочувствие и скорбь. Она расцеловала Хаму в обе щеки, кивнула Белле и сказала:
— Милости просим, милости просим. Раз уж так получилось — в добрый час!
Мешулам уже позавтракал — по обыкновению, черным хлебом и холодным цыпленком, и собирался в контору, однако из-за приезда дочери ненадолго задержался. Он сидел в столовой в окружении женщин (Аделе к ним присоединилась), пил маленькими глотками черный кофе и говорил больше и радушнее обычного. Старик вспоминал, как Хама родилась на Шабес, перед самым Пейсахом; он ужинал, ел впопыхах что-то подогретое, когда вошла акушерка сказать, что его жена родила девочку. Малютка была так слаба, что боялись, что она не выживет и ее смерть омрачит предстоящий праздник.
