5
Большую часть дня Абрам пролежал в постели. Часы исправно били каждые полчаса. Со двора доносились крики разносчиков. Какой-то бродяга пел печальную песню о гибели «Титаника». Свиристел попугай. Все эти звуки едва доносились до Абрама. Забывшись сном, он тяжело дышал, и массивная золотая цепь у него на животе тяжело дышала вместе с ним. Он храпел, постанывал и что-то бормотал, время от времени открывая глаза и осовело глядя вокруг, словно путая сон и явь. Когда он наконец поднялся, уже смеркалось. Он задержал дыхание и прислушался. Почему так тихо? «Хама ушла, — произнес он вслух. — И Белла тоже. А где Стефа? Я один, совсем один. Один в четырех стенах».
Ему хотелось есть, но денег на ресторан не было. Пошатываясь, Абрам ввалился к себе в кабинет. Лампу он зажигать не стал. Сквозь занавески пробивался слабый свет, отбрасывавший тень на противоположную стену.
Он сел к столу и машинально поднял телефонную трубку. Когда в трубке раздался голос оператора, он назвал номер Иды Прагер. К телефону подошла Зося.
— Зося, любовь моя, это я… Абрам, — проворковал он в трубку. — Твоя госпожа дома?
— Нет.
— И где же она?
— Не знаю.
— И что же ты поделываешь в одиночестве?
— Ничего не поделываю… Смерти жду.
— Почему вдруг такая тоска?
— Вчера мне приснились три коровы. Две выклевывали мне глаза, а третья все мычит: «Зося, Зосенька, ты покойница, покойница…»
— Какая чушь! Ты пышешь здоровьем. Доживешь до ста лет.
— Нет, пан Абрам, не доживу. Это меня мой покойный муж зовет. И вы мне, между прочим, тоже снились.
— Я! И что же тебе снилось?
— Хотите знать, да? Я, прямо скажем, не цыганка, судьбу не предсказываю, но и с вами тоже нехорошее произошло.
— Правильно, угадала.
— Вот видите, я все знаю. А госпожа моя отправилась в цирк с Пепи и с ее отцом. Но вы не ревнуйте.
— Плевать. Если она меня бросит, я возьму тебя.
— Меня?! Да вы надо мной смеетесь. Нехорошо смеяться над сиротой.
— Я не шучу, Зося.
— Зачем я вам сдалась? Быть вашей служанкой?
— Прежде всего ты женщина, а уж потом служанка.
— Не говорите такое. Я свою госпожу ни за что не предам. Она ведь мне, как сестра родная.
— Ну и что с того? Разве не бывает, что одна сестра дурачит другую?
— Ох, нет, пан Абрам. С моей госпожой так нельзя. Вы бы к нам приходили почаще. Когда вы приходите, у нас праздник.
— Зося, я голоден, как волк.
— Так приходите, волк внакладе не останется.
— Приду, Зося. Может, даже сегодня вечером. Послушай, Зося, у тебя не будет в долг несколько рублей?
— А сколько вам надо?
— Десятку.
— Да хоть пятьдесят.
— Столько я бы и сам себе не одолжил. Спасибо, что не отказала. Только госпоже не говори.
— Не волнуйтесь, не выдам. Уж я-то держать язык за зубами умею.
Абрам положил трубку и с облегчением вздохнул. Вот, значит, как обстоят дела. Она проводит время со своим мужем. А он, Абрам, теряет все и всех.
Он вернулся в спальню, надел свежую сорочку, пальто с меховым воротником и русскую меховую шапку. И даже не потрудился включить свет: Абрам, точно зверь, хорошо видел в темноте. Он вышел из дому и, запирая за собой квартиру, пробормотал себе под нос: «Ах, Абрам, Абрам, как же низко ты пал!»
Спустившись во двор, он увидел Копла; тот стоял под фонарем в своей короткой курточке с бархатным воротником, в сдвинутом на затылок котелке и беседовал с дворником. Абрам застыл от ужаса. Заметив его, Копл двинулся было к воротам. Дворник приподнял шляпу.
— Чего ему надо, Ян? — спросил Абрам сдавленным от волнения голосом.
Дворник повернулся к Коплу.
— А вот и пан Шапиро, — сказал он.
— Зачем тебе понадобился дворник? — спросил Абрам Копла, повысив голос. — Можешь идти, — сказал он дворнику по-польски.
Дворник нерешительно пошел в направлении своей каморки.
Дождавшись, пока дворник уйдет, Копл вполголоса сказал:
— Я пришел по поручению вашего тестя.
— Не по собственным же поручениям ты ходишь! Что тебе надо?
— Ваши дома у вас отбираются.
— И кому же они достаются? Уж не тебе ли?
— Вы больше домоуправляющим не являетесь. Амбарные книги прошу передать мне.
— А если я откажусь, что ты сделаешь? Наступишь мне на хвост?
— Я ничего не сделаю.
