Лицо Гины исчезло, и в комнату в меховом жакете, в бархатном берете и в шерстяных носках поверх чулок вошла Адаса. Щеки на морозе раскраснелись. На плечах таяли снежинки. В руках она держала сумочку и тоненькую книжку в красной обложке. Пока Гина не закрыла у нее за спиной дверь, она продолжала стоять на пороге.
— Ты смотришь на меня так, словно не узнаешь, — сказала она по-польски.
— Конечно, узнаю, Адаса.
— Ты спал, я тебя разбудила.
— Нет, нет, просто я не ожидал…
— Почему ты не приходишь? Я решила, что ты заболел.
— Нет, я не заболел. Пожалуйста, садись.
— Я ждала, что ты придешь на урок, а ты исчез. Твой адрес мне дал дядя Абрам.
Они помолчали. Аса-Гешл знал, что просто так Адаса бы не пришла, но в чем цель ее визита, он пока не догадывался.
— Я уж решила, что чем-то тебя обидела… — раздался вновь ее голос.
— Что ты, как ты можешь меня обидеть?
— Ты ведь даже не позвонил.
— Мне запретили ходить к тебе, — сказал Аса-Гешл.
— Кто запретил?
— Твой дед. Не то чтобы запретил, но сказал, что ты выходишь замуж.
— О, это неправда! — Адаса присела на край стула, сдернула с руки перчатку, потом натянула ее опять. — Может, ты сейчас занят, — сказала она после паузы. — Мне, наверно, лучше уйти.
— Пожалуйста, не уходи.
— Мне казалось, что нас связывают не только уроки, но и дружба. Я каждый день допытывалась у Шифры, звонил ли ты. И дядя Абрам тоже тобой интересовался.
— Что это за книга? — спросил Аса-Гешл, словно стремясь сменить тему.
— Кнут Гамсун, «Виктория».
— Роман?
— Да.
Последовала очередная пауза. Затем Адаса сказала:
— Ты, я вижу, теперь занимаешься сам?
— А что мне остается? Но боюсь, не справлюсь: экзамены, учебники… Я уже не в том возрасте.
— Не бросать же задуманное!
— А почему бы и нет? К чему все это? Бывает же, что покоряешься судьбе.
— Какой же ты пессимист! Я, впрочем, тоже не в лучшем настроении. Против меня ополчились все: дедушка, папа, даже мама.
— Что им от тебя надо?
— Сам знаешь. Но я не смогу…
Она хотела сказать что-то еще, но осеклась. Встала и подошла к окну. Аса-Гешл двинулся за ней и встал рядом.
За окном опускались сумерки. Снег падал медленно, раздумчиво. В окнах напротив зажегся свет. Послышался легкий шум, не громче дуновения ветра, шуршания листьев в лесу. Аса-Гешл затаил дыхание и закрыл глаза. Ах, если б солнце застыло на небосклоне, как оно застыло для Иисуса Навина, если б сумерки никогда не кончались и они, он и Адаса, могли бы вот так, целую вечность, стоять рядом у окна!
Он пугливо покосился на нее и увидел, что и она повернулась к нему. Черты ее лица в сгустившемся сумраке было не разобрать. Ее растаявшие в темноте глаза были широко раскрыты. Асе-Гешлу почудилось, что такое с ним уже было. И тут до него донесся его собственный голос: «Мне так было плохо без тебя».
Девушка вздрогнула и издала горлом какой-то странный звук, словно что-то глотала.
— И мне тоже, — отозвалась она. — С самого начала.
2
Адаса ушла. Стемнело, но Аса-Гешл свет зажигать не стал. Он лежал одетый на кровати и всматривался в темноту; временами по потолку, теряясь где-то в углах комнаты, пробегал отражающийся в окнах свет. Неужели это и вправду произошло? Наяву это было или во сне? А впрочем, какая разница? Разве наша реальность, как считал Беркли, это не отражение Божественного разума? Ах, какая чепуха! Все ведь гораздо проще; он мужчина, она женщина, и они любят друг друга, вот и все. Она выйдет за него замуж, они будут целовать и обнимать друг друга, и у них будут дети. Нет, ерунда. Ее дед ни за что этого не допустит. А вдруг она уже пожалела о том, что произошло? Но слова, которые она только что произнесла, назад не возьмешь. Они уже стали частью вселенской истории.
В дверь постучали — один раз, второй. В комнату заглянула Гина. При свете, падавшем из коридора, он разглядел ее прическу, уложенные вокруг головы косы, гребни. Длинные серьги в ушах поблескивали в темноте.
— Аса-Гешл, ты спишь?
— Нет.
— В чем дело? Почему ты не ответил, когда я постучала в первый раз? Почему лежишь в темноте? Это из-за визита юной дамы ты пришел в такое замешательство? А впрочем, если честно, я тебя понимаю. Она красивая. Можно я включу свет?