— Да, знаю.
— Это долгая история. Возьмись я рассказывать ее тебе с самого начала, мы бы тут с тобой целую неделю проговорили, и днем и ночью. К чему забивать тебе голову своими горестями? Ты ведь еще так молод. Со своим мужем Акивой я промучилась целых одиннадцать лет. Я его никогда не любила — надеюсь, Господь не накажет меня за эти слова. Наоборот, ненавидела с самого начала. А Герца Яновера я знаю с детства. Его отец был главой ешивы в моем родном городе. И зачем только я все это тебе рассказываю? Сама не понимаю — говорю, что попало. Знаешь, мне хочется, чтобы вы познакомились. Ты сегодня вечером занят?
— Нет.
— Давай поедем к нему? Я ему про тебя рассказывала, и ему тоже не терпится с тобой познакомиться. Сядем в сани и поедем. Не отказывайся, получишь удовольствие, да и я встряхнусь. Тебе, может, это покажется смешным, но мне интересно знать о нем твое мнение. У меня все в голове перепуталось, и я уже ничего не соображаю. Не торопись, доешь. У таких, как он, вечер только еще начинается: Герц — пташка поздняя.
Гина засмеялась, и на глаза у нее навернулись слезы. Она вскочила и выбежала из комнаты. Аса-Гешл слышал, как она рыдает и сморкается за стенкой.
3
Герц Яновер занимал квартиру на Гнойной, в одном из больших, многоэтажных домов с внутренними дворами. На лестнице было темно, и Гина то и дело чиркала спичкой. Квартира находилась на втором этаже. Не позвонив и даже не постучав, Гина толкнула входную дверь, и они вошли. В коридоре стоял полумрак; если б не горевшая на кухне лигроиновая лампа, было бы совсем темно. Маленькая, кряжистая, краснощекая служанка с толстыми голыми ногами мыла посуду. Увидев Гину, она подошла к дверям и приложила палец к губам.
— Хильда здесь? — спросила, скорчив гримасу, Гина.
— Ш-ш-ш. Господин Яновер велел никого не пускать.
— Чего он так боится? Духи не разбегутся, — с раздражением сказала Гина, снимая пальто и шляпку. — Надеюсь, ты не робкого десятка, — обронила она, поворачиваясь к Асе-Гешлу. — Мой профессор, видишь ли, увлекся спиритизмом. Знаешь, что это такое?
— Да, слышал. Это когда вызывают души мертвецов.
— Чушь собачья, но что поделаешь? Всякий гений безумен по-своему. Скажи, Доба, — обратилась она к служанке, — кто у него?
— Финлендер, Дембицер, Мессингер и эта… Хильда. О, да, и господин Шапиро тоже здесь.
— Абрам! Легок на помине!
Аса-Гешл вздрогнул.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Спокойной ночи. — И он покосился на пальто и шляпу, которые только что повесил на вешалку.
— Что с тобой? Решил обратиться в бегство? Кавалер, называется! — воскликнула Гина. — Как тебе не стыдно!
— Я только помешаю… поеду лучше домой.
— Наверно, господин боится покойников, — предположила служанка.
— Нет, вовсе не покойников, — отозвался Аса-Гешл.
— Слушай, не валяй дурака, — нетерпеливо сказала Гина и, взяв его за локоть, подвела к двери с матовым стеклом. Она открыла дверь, и они вошли в большую комнату с отстающими от стены обоями и выцветшим потолком. На полу стояла покрытая красным платком зажженная лампа; она освещала комнату каким-то тусклым, красноватым светом, как будто здесь лежал тяжелобольной. Посередине, за квадратным столиком, сидело шестеро, пять мужчин и одна женщина. Все держали ладони на краю стола и молчали. Первым обратил внимание на вновь прибывших Абрам — он сидел лицом к двери. Борода у него была всклокочена, лицо в свете лампы приобрело какой-то пепельно-красный оттенок. Он кивнул Гине и Асе-Гешлу и с преувеличенной серьезностью поднес палец к губам. Справа от него сидел человечек с узким подбородком и большим, изрезанным морщинами лбом. На лице у него застыло выражение пойманного с поличным шалуна. Голова человечка, а также затылок и шея покрыты были густыми, давно не стриженными волосами. Небрежно завязанный черный шелковый галстук был приспущен. Его фотографию Аса-Гешл видел у Гины. Это и был Герц Яновер.
Слева от Абрама сидела женщина с распущенными, вьющимися черными волосами, покатым лбом и вытянутым лицом с длинным подбородком. Из-под наброшенной на плечи шелковой шали виден был высокий стоячий воротничок. Ее суровый, неподвижный взгляд обращен был в никуда; приход нежданных гостей явно не доставил ей удовольствия. Своим видом она напоминала Асе-Гешлу нигилисток, чьи фотографии ему однажды довелось видеть. Еще один сидевший за столом мужчина был высок и худ, с зачесанными на лоб пепельно-седыми волосами и мешками под глазами. Лица остальных Аса-Гешл разглядеть не мог — они сидели спиной к двери; он заметил лишь, что один из них горбун.
