— Я познакомился с ней в доме вашего сына.
— С моей женой, говоришь?! Да еще в доме моего сына! — Последовал очередной взрыв хохота. Все знали, что старик любит иногда пошутить, и никакая лесть не доставляла ему большего удовольствия, чем смех, вызванный его шутками. Кроме того, ему представилась неплохая возможность замять горечь поражения. Аса-Гешл в смятении смотрел по сторонам.
— Речь идет о рукописи… — запинаясь, проговорил он.
— Какой рукописи? Объяснитесь, молодой человек.
— Это комментарий… его написал ее покойный супруг… комментарий к Экклезиасту…
— А, понятно. Где она? Позовите ее! — приказал Мешулам.
Стефа, дочь Абрама, выбежала из комнаты и вскоре вернулась с Розой-Фруметл. Та, покраснев, вошла в комнату с таким видом, будто и ее тоже смутило неожиданное появление молодого человека.
— Какая неожиданность! — воскликнула она. — А я решила, что вы уже не придете. Почему вы так долго не шли?
— Был занят. У меня не было времени.
— Слыхали? Я хотела дать ему подзаработать — а у него, видите ли, времени нет. Вы, надо полагать, внезапно разбогатели, а? Наследство получили? Даже моя дочь поинтересовалась, отчего вы не идете.
— Право же, у меня совсем не было времени. Я ничего не мог поделать, — повторил Аса-Гешл.
— Положим, для уроков, насколько мне известно, время у вас нашлось, — сказала Роза-Фруметл.
Аса-Гешл беззвучно шевелил губами — он не мог произнести ни слова. Роза-Фруметл скорбно повела плечами.
— Я смотрю, вы отрезали себе пейсы, — сказала она. — А впрочем, Господь не уполномочивал меня следить за тем, как выполняют Его законы. Пойдемте со мной в библиотеку, я покажу вам рукопись. А я уже подумывала, где бы найти кого-то другого.
Она вышла из комнаты, и Аса-Гешл последовал за ней. И тут же женщины зашептались и захихикали. Мешулам бросил на них злобный взгляд.
— Кто этот парень? — спросил он. — И о каких уроках идет речь?
— Уроки ему дает Адаса, — сообщила деду Стефа. — Мне папа про него рассказывал. Он мог бы стать раввином — а вместо этого начал изучать математику… на чердаке.
— Она, стало быть, у нас теперь учительница, — сердито сказал Мешулам. — Что ж, прослежу, чтобы брачный договор поскорей был готов. Сразу после Шабеса.
Он смешал шахматные фигуры и встал. Даша, его невестка, слишком много на себя берет. Ведь он, скоро будет год, распорядился, чтобы провели предварительные переговоры о браке Адасы с Фишлом, внуком реб Шимона Кутнера. Зайнвлу Сроцкеру, шадхану, даже дали за услуги аванс в размере пятидесяти рублей. Приданое собрано и готово. Даша же под разными предлогами свадьбу откладывает; то говорит, что дочь больна, то еще что-нибудь придумает. Но Мешулама не обманешь. Даше не нравится жених, Адаса слишком увлеклась всей этой современной галиматьей, а тут еще этот Абрам, шарлатан, пустое место, подговаривает всех, чтобы не потакали желаниям Мешулама Муската. Ничего, Мешулам Мускат им покажет, будет все так, как он захочет! И прямо сейчас! Они узнают, кто в доме хозяин. Хозяин он, реб Мешулам. Это он обеспечил всем необходимым этих дармоедов и обжор. Это он женил и выдал замуж их детей. Он, а не Абрам, этот бездельник, этот бабник, от которого нет никакого проку. Только и знает, что деньги на ветер пускает да от семьи бегает!
Мешулам начал мерить шагами комнату, башмаки его угрожающе поскрипывали. Он почувствовал покалывание в кончиках пальцев, неожиданный прилив сил — так бывало всегда, когда он брался за какое-то новое дело. Его тусклые глаза сверкнули. Он потер лоб ладонью и начал обдумывать, как побороть упрямство своей самонадеянной невестки и ее «нежной», «драгоценной» дочки.
— Шлемели, паразиты, лоботрясы! — рычал он. — Кто спрашивает вашего совета!
И он, в который уж раз, решил вычеркнуть Абрама из своего завещания. Он не оставит ему ни копейки, даже если его собственная дочь и ее дети останутся, упаси Бог, без куска хлеба.
3
В библиотеке Роза-Фруметл сняла с полки рукопись в картонной папке, перевязанной зеленой ленточкой, и бережно положила ее на стол:
— Вот она. Снимайте пальто и усаживайтесь поудобнее.
Аса-Гешл снял пальто, и Роза-Фруметл отнесла его в коридор. Он сел в кожаное кресло и начал листать рукопись. Бумага была желтая, выцветшая, страницы разного размера, большая часть не пронумерована. Почерк был мелкий и угловатый, одни слова зачеркивались и переправлялись, другие вписывались на полях или между неровных, прыгающих строк. Он пробежал глазами вступление. Автор задумал этот труд, говорилось во вступлении, не в надежде увидеть его в печати, а ради себя самого. Во вступлении говорилось также, что, если внуки или правнуки автора сочтут сей труд достойным публикации, им надлежит вначале заручиться согласием трех раввинов, чья задача будет — подтвердить, что если автор и ошибался, то неумышленно и ошибочно библейский текст не трактовал. Труд являл собой смесь изысканий, размышлений и казуистики. Запятые отсутствовали, стиль был небрежен и цветист.
