«Что? Говорите громче! — говорила она с просторечным акцентом, растягивая гласные звуки. — Я не слышу ни слова. Что?»
Аделе, в плиссированной юбке и в расшитой, кружевной белой блузке с широким старомодным крахмальным воротником, сидела за пианино в противоположном конце комнаты. Солнце, пробивавшееся сквозь занавески и портьеры, отражалось в ее волосах. Абрам взял Асу-Гешла под руку, словно желая убедиться, что стеснительный юноша никуда не убежит.
— Доброе утро! Добрый день! — воскликнул он. — А где Нюня?
Говорившая по телефону Даша помахала ему рукой. Аделе поставила обратно на пюпитр ноты, которые листала, и встала. Роза-Фруметл повернулась к ним.
— Давайте-ка без церемоний, — обратился Абрам к Розе-Фруметл и ее дочери. — Меня зовут Абрам. Абрам Шапиро. Я зять реб Мешулама Муската.
— Знаю, знаю, — поспешила сказать Роза-Фруметл с сильным галицийским акцентом. — Он мне про вас рассказывал. А это моя дочь Аделе.
— Очень приятно, — пробормотала девушка по-польски.
— Этого юношу, с которым я сам только что познакомился, зовут Аса-Гешл Баннет. Он друг секретаря синагоги на Тломацкой, знаменитого талмудиста, человека в высшей степени образованного. Быть может, вы о нем слышали? Доктор Шмарья Якоби.
— Да, имя знакомое.
Тут открылась дверь, и вошел Нюня, маленький человечек в халате винного цвета, с большим животом и густой копной волос, на которую водружена была крошечная кипа. Абрам тут же отпустил локоть Асы-Гешла, бросился через всю комнату к Нюне, ухватил его за талию и, приподняв, трижды подбросил в воздух. Нюня, суча ножонками в начищенных штиблетах, отбивался, как мог. Наконец Абрам поставил его, словно это был манекен, на пол, и гостиная огласилась его громогласным смехом.
— Приветствую тебя, мой друг, мой шурин! — прокричал он. — Дай пять! — И он протянул Нюне руку.
— Сумасшедший! Безумец! — Нюня с трудом говорил — так он задыхался. — Кто этот молодой человек?
— Что здесь происходит? Почему вы подняли такой крик? Абрам, перестань валять дурака! — вмешалась Даша; она закончила говорить по телефону и положила трубку на рычаг. — Кто этот молодой человек? — повторила она, расправляя свои длинные, тонкие пальцы.
— Долго рассказывать. Хорошо, начну сначала. Он — вундеркинд, гений, математик, мудрец, мастер на все руки. Он из тех, кто сегодня молчит, как рыба, но завтра будет выступать в Брюссельском университете, заявляя, что мы, евреи, — это религия, а не нация и что Ostjuden загрязняют атмосферу.
— Абрам, ты спятил. Зачем смущаешь молодого человека? Не обращайте на него внимания; пусть себе мычит, как козел. Откуда вы, молодой человек?
— Из Малого Тересполя.
— Терес… что?
— Из Малого Тересполя.
— Господи, где это? Ну и название!
— Возле Замосця.
— Господи, спаси и сохрани! И откуда только берутся эти чудные города?! Это правда, что вы математик?
— Да, я немного учился математике.
— Какой вы скромный — не то что он! Оставайтесь с нами обедать. Вот, познакомьтесь. Это жена моего свекра, Роза-Фруметл, а это ее дочь… как вас, моя дорогая?… О да, Аделе.
— Не могли бы вы сказать, где вы изучали математику? — спросила Аделе, изящно и твердо выговаривая каждое слово.
Аса-Гешл покраснел.
— Я сам изучал, — пробормотал он. — По книгам.
— Элементарную или высшую математику?
— Я, право, не знаю.
— Ну, скажем, вы изучали аналитическую геометрию или дифференциальное исчисление?
— Нет, что вы! Так далеко я не продвинулся.
— А вот я все это изучала, однако математиком себя не считаю.
— О нет, на такое я не претендую.
— Аделе, что ты допрашиваешь молодого человека? — вмешалась Роза-Фруметл. — Раз говорят, что математик, — стало быть, математик.
— Теперь так принято. Каждый ученик ешивы считает себя Ньютоном. Стиль такой.
— Это не стиль, это истина, — вновь проревел Абрам. — В наших бедных семинариях гениев больше, чем во всех университетах, вместе взятых.
— О, мне довелось быть в Швейцарии, и я видела этих ваших гениев. Им не хватает элементарного образования.
— Аделе, дорогая, что ты такое говоришь? Всем известно, что изучение Торы развивает ум, — прервала ее Роза-Фруметл; она, как видно, пребывала в постоянной готовности обуздать свою не в меру язвительную дочь.
