— Тут возможны два варианта. Первый: между девятью и часом он влил в себя приличное количество пива. Понятно, что по дороге домой ему понадобилось завернуть в какое-нибудь безлюдное место.
— А второй вариант?
— Что он вообще не сворачивал в переулок. Шел себе по Франклин-стрит на юг, а грабитель или грабители затащили его туда и пристукнули. В это время там практически никого не встретишь. На Франклин-стрит под надземкой людей часто грабят.
Этот Бассет, хоть и не похожий на детектива, дело свое знал. Все, что он говорил, звучало правдоподобно, и шанс поймать преступника был, как он сразу сказал, примерно один на тысячу. Пожалуй, в подобных делах он смыслил побольше, чем дядя Эмброуз. Вон как ловко отследил папин маршрут, а в нашем районе это не так-то просто. На Кларк-стрит и Чикаго-авеню копов не любят даже законопослушные граждане.
Мама сама открыла дверь дяде, когда он пришел. Они поговорили немного в прихожей; слов я не разобрал, но потом она вполне дружелюбно налила ему кофе.
Дядя с Бассетом обменялись рукопожатием и, похоже, прониклись друг к другу симпатией. Детектив не спросил Эмброуза напрямую, был ли я в Джейнсвилле — поинтересовался только, каким поездом я приехал, и уточнил еще несколько мелочей, чтобы проверить, правду ли я ему говорил.
Я снова подумал, что он башковитый, и удостоверился в этом, когда дядя стал сам задавать вопросы.
— Спросите парня, — сразу ответил Бассет. — Я все ему изложил и могу лишь пожелать вам удачи в вашем собственном расследовании.
Дядя, слегка подняв брови, посмотрел на меня. Я покачал головой, давая понять, что не сболтнул ничего такого — ушлый коп сам все вычислил.
Явилась Гарди, которую мама послала в кино — там она, видимо, и была, иначе не пришла бы домой так рано. Ее познакомили с дядей Эмброузом. Он погладил ее по головке, как маленькую. Гарди это не понравилось, и она удалилась в свою комнату, а дядя многозначительно усмехнулся.
Мама принялась заваривать свежий кофе, но Эмброуз произнес:
— Давайте лучше выпьем. Что скажете, Бассет?
— Почему нет, я сейчас не на службе.
— Вот и ступайте вдвоем, — промолвила мама, но я заявил, что тоже не прочь попить «Севен-ап» или колы. Она не стала спорить, и я пошел с ними.
Мы отправились в одно заведение на Гранд-авеню. Бассет пояснил, что там тихо и можно поговорить, и мы действительно оказались чуть ли не единственными клиентами. Заняли кабинку, заказали два пива и кока-колу. Бассет пошел позвонить, а я сказал дяде, что коп мне понравился.
— Неглупый, — согласился дядя Эм. — Не совсем честный и не совсем прохвост.
— Откуда ты знаешь, что он не совсем честный? — Я не был наивным и знал, что копы бывают продажными, просто интересовался, как дядя это определил.
— Посмотрел на него и понял. Я на карнавале судьбу предсказывал — надувательство, конечно, но людей распознавать учишься.
— Ломброзо утверждает, что…
— Пошел он, твой Ломброзо! Дело не в лицах, это с закрытыми глазами чувствовать надо. Сам не знаю, как получается, но нашего рыжего копа можно купить на корню.
Он достал бумажник и под столом, чтобы посетители у стойки не видели, извлек оттуда купюру — сто баксов, как я успел разглядеть. Мне стало немного не по себе. Я не понимал, зачем вообще нужно подкупать Бассета, и боялся, что дядя ошибся в нем. Как бы неприятностей на свою голову не нажить.
— Слушайте, Бассет, — произнес Эмброуз, когда тот вернулся и сел за столик. — Я знаю, что дело дохлое, но Уолли был моим братом, и я хочу, чтобы его убийцу поджарили.
— Сделаем, что сможем, — заявил детектив.
— Знаю, что сделаете, но долго вам это расследовать не дадут, так? Я хочу вам помочь и знаю хороший способ. Пара баксов там и сям заставляют петь тех, кто просто так нипочем не споет — ну, вы меня понимаете.
— Что ж, иногда это действительно помогает.
Дядя протянул руку со спрятанной в ладони бумажкой:
— Тогда положите это в карман и примените для пользы дела. Без протокола.
Бассет взял банкноту, взглянул на нее под столом и спрятал в карман, молча и не меняясь в лице.
Они заказали еще по пиву, пока я допивал свою колу.
— Я рассказал парню чистую правду, — проговорил Бассет. — Больше мы ни черта не знаем. Два захода на Кларк-стрит, примерно на полчаса каждый раз, и последняя остановка на Гранд-авеню, где он прихватил бутылки с собой. Десять против одного, что последняя. Выяснить что-то только там можно, но пока нам не удалось.
