Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века - страница 61

некоторые из них так искусны в приготовлении нужных для различных его действий инструментов и машин, что <…> едва ли и во всей Англии найдутся подобные им по сей части мастера». Можно смело предположить, что, делая это утверждение, Джонс стремился польстить императору. Более того, таким образом Джонс хвалил не только и не столько тульских оружейников, но и их начальника-британца – самого себя. И действительно, «государь Император изволил изъявить Г. Джонсу Высокомонаршее благоволение свое в самых лестных выражениях» [Гамель 1826: XVIII–XIX] (курсив Дж. Б.).

Кроме того, Гамель не был специалистом по механическому оборудованию и, возможно, не имел личного опыта по части оружейного производства внутри страны или за границей, вследствие чего вполне мог преувеличить значение тульских новаций. Конечно, имеющиеся источники не могут подтвердить это предположение, но вполне вероятно, что Гамелю, как и царю, устроили хорошо подготовленную экскурсию и показали модельные мастерские, новые станки, упорядоченные рабочие процессы и трудолюбивых работников. Демонстрация сборки мушкетов из случайных деталей была распространенным фокусом, но никто не мог сказать с уверенностью, что детали действительно выбирались случайным образом[166]. Тульские оружейники имели репутацию искусных мастеров. В прессе отмечалось, что они любили делать всякие безделушки тонкой работы (вроде подков для механической блохи в рассказе Лескова) и изумлять праздных зрителей хитрыми трюками. Например, оружейник мог намеренно надломить ствол во время подгонки таким образом, чтобы неопытный глаз этого не заметил, а потом без усилия ломал его на колене. Автор одного из источников задается вопросом, давала ли «магическая» сборка замка из случайных деталей столь же надежный результат, как и его целенаправленное изготовление, гарантированно обеспечивавшее стрельбу [Чебышев 1869: 249][167].

Принципиальный вопрос заключался не в том, действительно ли Джонс вводил в производство серьезные новшества, были ли тульские мастера на самом деле столь искусными или же повествование Гамеля представляло собой набор преувеличений и приукрашиваний, преподнесенный ему предприятиями в своих интересах. Даже если предположить, что некоторые цеха и мастерские в Туле действительно были способны на все то, что было заявлено, России позднее не удалось освоить и воспроизвести ту технологию, которая у нее когда-то имелась. Почему несколько десятилетий спустя России пришлось заимствовать технологии за границей и почему к середине века отечественные механизированные технологии не смогли воспроизводить сами себя и успевать за иностранными инновациями? Глубокий анализ этой проблемы следует отложить до заключительной главы. Однако уже сейчас, завершая анализ состояния российской оружейной промышленности на пороге эпохи Великих реформ, можно сделать несколько предварительных замечаний, дающих часть ответов на поставленные вопросы.

Частичное объяснение состоит в том, что механизированная технология, применявшаяся на Тульском оружейном заводе, изначально не была полностью отечественной. Впечатляющий отчет о чудесах техники, представленный Джонсом, ставит перед советскими историками дилемму. Бриткин, например, считает, что местные новаторы, такие как Захава в Туле и Дерябин в Ижевске, опередили многие усовершенствования Джонса. В подкрепление своего утверждения о том, что в Туле в период между 1818 и 1826 годами были разработаны значительные инновации, он цитирует Гамеля, но не упоминает о том, что Гамель приписал все нововведения Джонсу. Более того, стремясь подтвердить высокий уровень навыков тульских оружейников, Бриткин цитирует похвальный отзыв Джонса о них, переданный Николаю I, однако умалчивает о первой части высказывания, где Джонс отметил, что выделенные ему оружейники сначала ничего не знали [Бриткин 1950: 46–57]. Впрочем, мы не ставим себе целью подтвердить или опровергнуть примеры проявлений гениальности у отдельных людей, а стремимся разобраться в широте распространения инноваций и новых методов.

Историки царских и советских времен отдают должное отдельным гениям и местным русским мастерам, однако и там и там мы сталкиваемся с полным молчанием о десятилетиях, прошедших после изобретений Джонса или какого-либо иного механика того периода. Читая различные труды по истории оружейного дела, задаешься вопросом, что же произошло. Советский историк из Тулы В. Н. Ашурков, например, отмечает, что после Крымской войны европейские армии были обеспечены новым улучшенным оружием, а перевооружение русской армии сдерживалось отсталостью царской России [Ашурков 1947: 66]. Дореволюционные авторы без подобного обвинительного пафоса, но столь же безапелляционно заявляют, что