Историки царских и советских времен отдают должное отдельным гениям и местным русским мастерам, однако и там и там мы сталкиваемся с полным молчанием о десятилетиях, прошедших после изобретений Джонса или какого-либо иного механика того периода. Читая различные труды по истории оружейного дела, задаешься вопросом, что же произошло. Советский историк из Тулы В. Н. Ашурков, например, отмечает, что после Крымской войны европейские армии были обеспечены новым улучшенным оружием, а перевооружение русской армии сдерживалось отсталостью царской России [Ашурков 1947: 66]. Дореволюционные авторы без подобного обвинительного пафоса, но столь же безапелляционно заявляют, что начиная с 1872 года штамповка и ковка деталей замков производились исключительно на станках [Орфеев 1903: 18] (курсив Дж. Б.). Интересно, что же случилось с «превосходными» штамповочными машинами Джонса или, если уж на то пошло, с кузнечно-штамповочными машинами, которые якобы использовались на Сестрорецком заводе еще до 1800 года?
Утверждение Гамеля о том, что все части оружия изготавливались на станках, не обязательно означает, что весь арсенал был механизирован. Загорский признает, что сверлильные станки XVIII века «ненамного пережили Петра I. Вскоре после его смерти <…> эти машины были оставлены без использования, обветшали и много ранее 1738 г. прекратили существование; тульские оружейники вернулись к ручной обработке всех частей оружия» [Загорский 1960: 187]. Бриткин, в целом воспевавший врожденный русский гений, утверждает, что первая паровая машина, полученная от российской – петербургской – фирмы Берда в 1811 году, простаивала 30 лет: «В действительности паровую машину не удалось пустить, и еще долгое время на заводе преобладало использование силы воды» [Бриткин 1950: 45][168]. Многие операции и на этом, и на других заводах по-прежнему выполнялись вручную. Это в особенности относится к этапам окончательной опиловки, подгонки и сборки – самым трудоемким, сложным и дорогостоящим операциям. Частые упоминания Гамелем практически одинаковых деталей позволяют предположить, что операции ручной опиловки и чистовой обработки отнюдь не устарели. Подобная двусмысленность характерна и для истории производства в Сестрорецке. Ни из приказа Военной коллегии 1798 года, процитированного ранее, ни из исследований советских историков нельзя четко понять, являлось ли целью внедрения станков обеспечение взаимозаменяемости деталей. Проблема усложняется тем, что штамповочные станки, установленные в 1810 году, дали «возможность изготавливать единообразные ружейные части» [Демидова и др. 1968: 25–27]. Если установка штамповочных станков в 1810 году позволила обеспечить высокую степень единообразия, то какой станок использовался для достижения взаимозаменяемости деталей 12 годами ранее? Термины «единообразие», «взаимозаменяемость» и «унификация» были относительными и менялись с ходом времени; то, что один изобретатель или один циркуляр Военного министерства именовал взаимозаменяемым, вполне могло не удовлетворять будущим стандартам на ту же продукцию.
Продолжавшиеся закупки машин за рубежом говорят о серьезных препятствиях на пути механизации и неспособности воспроизводить машины и интегрировать их в производственные процессы. Для Тулы Загорский выделяет три важных сдерживающих фактора. Во-первых, оружейники платили заводу за использование машин. «Плата эта была настолько высокой, что оружейники не получали прибыли от машинной обработки, ее поглощала казна. <…> Следовательно, механизация работ не повышала, а снижала заработки оружейников, и они, естественно, противились ее осуществлению» [Загорский 1960: 188]. Во-вторых, работать на машинах надлежало на территории завода. «В домашней мастерской, куда начальство заглядывало редко», работа контролировалась меньше; ее организация вполне могла предусматривать и сторонние приработки. В-третьих, государство не поощряло изобретательство. В отчете руководства завода перед военной комиссией в 1755 году, процитированном Загорским, говорилось:
За вымышляемые Тульскими оружейниками мастерами инвенции никаких из казны награждениев не бывает, потому каждый мастер состоит на задельных деньгах и работает оружейную казенную ординарную работу, а кто пожелает для своего прибытка и интереса в каких вещах вновь сыскивать какие инвенции, оные сыскивают своим капиталом и в том им от Оружейной канцелярии запрещения не имеется
