Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 62
Лишь в одном важном вопросе оно изменило свою осторожную позицию. Предписывая послам категорически отвергать притязания польско-литовских феодалов на какую-либо часть русской территории[494], русское правительство взяло на себя обязательство, если «польские и литовские люди, и мозырове (т. е. мазуры. — Б.Ф.) и желныри», у которых нет имений или их мало[495], «похотят вотчин в новых городах на Диком поле», наделить просителей землями в этом районе и даже дать им специальные грамоты, что те «вотчины их и их детей впрок навек, вольны они те вотчины продавати и променяти, кому похотят»[496]. Ясно, что, соглашаясь наделять шляхту землями в практически незаселенном районе, русские политики стремились, чтобы осуществление их предложений не ущемило в чем-либо интересы русского дворянства, отстаивавшего, конечно, свое исключительное право на эксплуатацию местной рабочей силы.
В данной связи важнее, однако, отметить другие стороны этого предложения, рассмотрение которых помогает лучше понять тактику русского правительства в предвыборной борьбе и отчасти его дальнейшие политические планы. Прежде всего обещанные пожалования должны были достаться не всему господствующему классу Речи Посполитой, и тем более не его верхушке — магнатерии, а низшим, малоимущим слоям. В этом нельзя не видеть еще одно подтверждение того, что на выборах русское правительство определенно ориентировалось на завоевание поддержки шляхты. С другой стороны, речь шла не об открытии границы и занятии земель польско-литовской шляхтой, так сказать, явочным порядком, а о планомерной акции, которая должна была проводиться русскими властями. Понимаемая таким образом раздача земель из уступки польско-литовской шляхте превращалась по существу в инструмент русского политического влияния в Речи Посполитой, в средство укрепления власти монарха в будущем[497].
Аналогичным образом русское правительство подходило и к вопросу о «возмещении» тем феодальным родам, которые потеряли свои земли на Смоленщине и в Северской земле в период русско-литовских войн конца XV — начала XVI в. Этот вопрос неоднократно ставился во время польско-русских переговоров при С. Батории, и в Москве ожидали, что он может быть снова поднят на элекции. В этом случае русские представители должны были категорически отклонить предложение о возвращении старых «вотчин» в общем порядке, но вместе с тем заверить, что после избрания царя отдельные лица могут обращаться к нему со своими просьбами, «и государю нашему… в своем государстве в Московском которого пана или воеводу или дворянина пожаловать будет вольно, как ему, государю, бог известит»[498]. Естественно, что и в этом случае царь, ничем формально не ограниченный в своих действиях, мог осуществлять такие пожалования в соответствии со своими интересами, предоставляя земли лишь тем, кто держался бы приемлемой для него политической линии. Такой курс, направленный на привлечение шляхты на сторону русского кандидата и ее одновременное подчинение русскому политическому влиянию, был дальнейшим развитием решений, первоначально наметившихся в условиях унии, переданных еще Иваном IV К. Граевскому.