Приступая к осуществлению своих планов, примас 5 марта 1576 г. обратился к собравшимся в Кракове сенаторам и шляхте с предложением созвать 8 апреля в Варшаве съезд всех «частей» королевства, включая Литву и Пруссию. Одновременно были предприняты шаги для избавления от обязательств перед Максимилианом II. В своем послании (от 11 марта) императору сенаторы — сторонники Габсбургов — указывали, что, не выполнив своего обещания прибыть в Польшу через месяц после выборов, император поставил их в тяжелое положение, так что они могут быть вынуждены принять новые решения для спасения Речи Посполитой[356]. На сеймике Великого княжества, созванном М. Радзивиллом Рыжим в Геранонах в конце февраля 1576 г., литовские феодалы постановили назначить императору определенный срок для приезда в Речь Посполитую, «а не будет он к нам на тот срок, и ему-де у нас на государстве не быти»[357]. Из Литвы в Краков были также отправлены послы с предложением созвать съезд для выборов будущего монарха[358]. Литовские магнаты стремились согласовать свои действия с украинскими феодалами. Не случайно К. Радзивилл, отпуская Л. Новосильцева в Москву, просил, чтобы царь на будущих выборах обещал «обороняти… Волынь и Подолье от татар… и воинских людей своих давати… на помочь»[359]. 11 марта В. Лаурео писал, что наряду с литовцами кандидатуру царевича поддерживает «почти вся Волынь»[360].
Как с беспокойством сообщал папский нунций в Рим, Я. Уханьский и его сторонники были даже готовы не требовать перехода царевича в католицизм, ограничившись его согласием короноваться и причаститься по латинскому обряду с разрешения московского митрополита[361]. Это обстоятельство ясно свидетельствует о том, что в субъективном желании осуществить свой план у сторонников царевича недостатка не было. Гораздо хуже обстояло дело с необходимыми для этого реальными силами. Правда, в Великом княжестве весной 1576 г. позиции этой группировки оказались довольно сильными: на сеймике Великого княжества в Гродно в апреле 1576 г. сторонники царевича Федора явно преобладали[362]. Однако совершенно иным было положение на главных землях Короны. Здесь положение полностью контролировалось сторонниками С. Батория, позиции которых были настолько сильны, что они не чувствовали никакой необходимости искать компромисса с кучкой сенаторов, собравшихся в Ловиче вокруг примаса, тем более что к весне 1576 г. соглашения с С. Баторием стала энергично искать и целая группа литовских сенаторов во главе с Я. Ходкевичем.
Явная слабость позиций группировки примаса в Короне не укрылась и от внимания Л. Новосильцева, вернувшегося в Москву 20 апреля 1576 г. В своем статейном списке он сообщал и о занятии сторонниками С. Батория Кракова, и о переходе на их сторону виднейших коронных сенаторов, а сторонники примаса были выразительно обозначены термином «панове — рада Мазовецкого княжества» — по единственной территории, подчинявшейся руководству примаса[363]. По-видимому, именно сознавая всю ненадежность задуманной политической комбинации, царь и его советники не нашли нужным дать ответ на предложения М. Радзивилла и Я. Уханьского. Развитие событий в ближайшее же время полностью оправдало такую сдержанность. Когда С. Ваторий прибыл в Краков и дал понять, что он готов амнистировать организаторов, элекции императора[364], в лагере оппозиции наступил полный развал. Период, второго «бескоролевья» закончился.
Русское правительство за эти годы пришло к пониманию того, что его программа политического переустройства Восточной Европы неприемлема для господствующего класса Речи Посполитой. «Колебания» и «нерешительность» царя и его советников в отстаивании своего плана довольно точно отражали постепенное осознание этого факта русскими политиками. В дальнейшем мы увидим, на каких путях они пробовали искать выхода из создавшегося положения. Менее значительными были сдвиги во взглядах идеологов различных течений польско-литовских феодалов. Правда, польско-литовская магнатерия решительно исключила московскую кандидатуру из числа приемлемых претендентов на польский трон, но прежде всего из-за отрицательного отношения лично к Ивану IV, о чем говорит тот явный интерес, который в этой среде продолжали проявлять к проектам выбора «царевича». Что касается шляхетских политиков, то их воззрения мало изменились по сравнению с началом 70-х годов XVI в. Слабо наметившаяся тенденция к пересмотру первоначальных построений не получила развития главным образом потому, что так и не состоялись переговоры об условиях «соединения» между шляхтой и официальными русскими представителями.
