Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 34
Рассмотренные выше памфлеты составляли лишь небольшую часть появившихся в период первого «бескоролевья» публицистических произведений. Подавляющая их часть была написана людьми, враждебными кандидатуре царя и стремившимися опровергнуть аргументацию его сторонников.
Обращаясь к рассмотрению доводов противников кандидатуры Ивана IV, следует сразу же констатировать отсутствие у подавляющей части авторов каких-либо сомнений, что условия, которые ставят в своих памфлетах польские сторонники царя своему кандидату, будут им приняты и исполнены. Лишь один анонимный публицист — сторонник Габсбургов — полагал, что царь «для нас не оголодил бы в панстве своем собственных сынов, да и они бы того не терпели, чтобы он вотчину у них стал брать и нам давать»[217]. Другие таких сомнений не испытывали и были уверены, что трон Речи Посполитой представляет для правителей соседних стран столь большую ценность, что они примут любые предложенные польско-литовскими феодалами условия. Поэтому их аргументация была направлена прежде всего на доказательство того, что Ивана IV не следует выбирать, даже если он пойдет навстречу польско-литовским предложениям.
При таком подходе на первый план выдвигался, естественно, вопрос о «тирании» Ивана IV. Если публицисты, настроенные дружественно по отношению к Ивану IV, рассматривали его «тиранию» как продукт не личных свойств, а тех условий, в которых ему приходится действовать, то их противники, напротив, настаивали на том, что речь идет о «прирожденно» присущем Ивану IV стремлении к жестокости, «так как его мать — татарка», как отмечал один из публицистов[218]. Кроме того: все равно «злой и застарелый дурной обычай превращается в прирождение, а прирождения не выбьешь и палкой»[219]. Поскольку же царь по прирождению — жестокий «тиран», то нечего ждать, что после выбора на польский трон он станет считаться с шляхетскими «вольностями». Поэтому, — заключал один из авторов, — «боже избави нас от Москвы, если мы хотим быть вольной шляхтой польской»[220]. В подтверждение своих суждений об Иване IV ряд публицистов поместили в своих сочинениях описания устраивавшихся царем публичных казней и расправ[221], а один из них указывал, что Иван IV окружен ненавистью и русского общества: «Москва подданным своим так ненавистен, что убегают от него, как могут: сыновья также рады бы от него поскорей избавиться и собственная жена, как говорят по правде, хотела его убить в постели»[222]. Такого рода общей оценкой «тирании» Ивана IV и возможных последствий его вступления на польский трон большая часть публицистов и ограничилась. Более глубоко подошел к вопросу лишь анонимный публицист, автор рифмованной «Беседы Леха с Пястом», который подверг критике тезис Мычельского о том, что польская шляхта достаточно сильна, чтобы положить конец возможным посягательствам на свои «вольности». По его мнению, исход такого конфликта мог оказаться совсем иным, ведь Иван IV «имеет в Польше и Литве больше (народа. — В.Ф.) своего языка и веры, чем ляшского». Между тем, продолжает он, обращаясь к своим собеседникам, «ваше панование Руси надоело, и она может встряхнуть рогами, надеясь на государя своей веры, своего языка и своего народа». Если в конфликте со шляхтой, помимо населения его собственных земель, Иван IV получит поддержку «русского поспольства», польским «станам» будет трудно овладеть ситуацией[223]. Приведенное рассуждение, хотя и одинокое в обширной публицистике периода первого «бескоролевья», показывает, что некоторые из шляхетских политиков учитывали в своих построениях этническую и конфессиональную неоднородность Речи Посполитой (в случае избрания Ивана IV это могло быть использовано русским монархом для реализации его абсолютистских устремлений). Опасения возможного союза между царем и белорусским и украинским населением страны являются косвенным свидетельством того, что тяготение этого населения к великорусскому политическому центру, вероятно, проявилось в этот момент достаточно отчетливо.
