Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 29

и в начале января 1573 г. в Вильне[173] магнаты и шляхта Великого княжества конкретизировали свою позицию: Литва не будет «ни государя выбирать, ни элекции начинать», пока не будет отменено решение о передаче украинских земель Короне. Свои притязания литовская рада попыталась подкрепить конкретными действиями: уже осенью 1572 г. канцелярия Великого княжества начала рассылать по спорным территориям «листы» с предписаниями уплачивать налоги в литовскую казну[174], что, по-видимому, было весьма благожелательно встречено украинскими магнатами, в руках которых сосредоточивалась административная власть на этих землях[175]. Несмотря на неоднократные протесты коронных сенаторов, эти действия продолжались и зимой 1572–1573 гг.[176] Разумеется, с материалами польско-литовской переписки конца 1572 — начала 1573 г. Иван IV и его советники не могли быть знакомы, однако трудно сомневаться в том, что решения литовских съездов, а тем более действия великокняжеской канцелярии довольно быстро стали известны русскому правительству.

Очевидно, именно эти события, свидетельствовавшие о резком обострении польско-литовских противоречий, и послужили побудительным толчком для попытки русских политиков разорвать Люблинскую унию и добиться осуществления династической унии между Россией и Великим княжеством Литовским, восстановленным в его первоначальных границах.

Уже исследователи XIX в. выделили целый ряд моментов, которые делали данный вариант политического развития Восточной Европы более предпочтительным для русских политиков, чем уния между Россией и Речью Посполитой[177]. Уния России и Великого княжества и позволяла решить в основном задачу воссоединения белорусских и украинских земель с Россией, и давала возможность обеспечить руководящее положение Русского государства в восточноевропейских делах, в то время как уния с Речью Посполитой скрывала в себе опасность подчинения России польско-литовскому блоку.

При этом, несомненно, принималось во внимание, что подавляющую часть населения Великого княжества составляют белорусы и украинцы, которых тесно связывало с великороссами сознание общности происхождения от совсем недавно разделившейся древнерусской народности, а также единство вероисповедания. Уния же между Россией и Речью Посполитой сразу же ставила русское правительство перед сложными проблемами согласования этнических и религиозных различий начиная с решения вопроса о том, кто будет производить коронацию будущего монарха — архиепископ гнезненский или русский митрополит. Наконец, к выбору такой альтернативы склоняли и определенные социальные мотивы. В представлении Ивана IV и его советников именно Польша была той частью Речи Посполитой, откуда распространялись опасные для существующего общественного устройства протестантские учения и где особенно укоренились традиции разговора с монархом с «позиции силы»: еще в конце 50-х годов русские дипломаты сообщали царю о самочинных съездах польской шляхты, с которых посылали королю «грамоты, чтоб к ним поехал, а не поедет, и они хотят иного государя добывати»[178]. Именно контакты с польской шляхтой скорее всего могли привести к тем «мятежам», которых так опасались царь и его окружение. Хотя между двумя вариантами унии, предложенными русским правительством, был ряд серьезных различий, оба они были совершенно неприемлемы для литовских магнатов, не желавших видеть на троне такого самовластного правителя, как Иван IV, да еще и не как выборного, а как наследственного монарха. Стремясь не допустить его избрания, литовские магнаты скрыли от русского правительства решение о созыве в начале апреля 1573 г. элекционного сейма. Разыгравшаяся на нем борьба за польский трон протекала без всякого участия русских представителей[179].

Приемлемой для литовской стороны могла быть лишь та часть русских предложений, которая связывалась с выбором Габсбурга на польский трон. Весной 1573 г. сношения между литовскими магнатами и Габсбургами снова оживились[180]. Однако судьба польско-литовского трона весной 1573 г. не определялась позицией литовских магнатов. Главной решающей силой на выборах была польская шляхта, от которой зависела в конечном итоге судьба и австрийской, и русской кандидатуры. Чтобы выяснить ее ориентацию, необходимо рассмотреть, как определялись дальнейшие пути политического развития Восточной Европы в появлявшихся в период «бескоролевья» многочисленных рукописных и печатных сочинениях, авторы которых стремились повлиять именно на ориентацию польской шляхты — политической силы, находившейся в тот момент в зените своего могущества.