Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - страница 24

Анализ этих установлений показывает, что по задуманному проекту Россию и Речь Посполитую должна была постоянно соединять друг с другом прочная династическая связь. Что именно это было для русского правительства наиболее существенной частью его программы, доказывается наличием определенной попытки историко-правового обоснования таких притязаний. На переговорах с Гарабурдой в 1573 г. эти историко-правовые аргументы не фигурировали, но мы узнаем о их существовании из несколько более поздних материалов: в 1578 г. они использовались для обоснования «незаконности» прав Стефана Батория на престол Речи Посполитой. Несомненна, однако, их тесная связь именно с условиями, впервые выдвинутыми царем в 1573 г. Действительно, историческое обоснование внешнеполитической программы Ивана IV требовало некоторых корректив к традиционным построениям. «Сказание о великих князьях Владимирских» обосновывало наследственные права русских государей XVI в. — потомков Святослава и Владимира — на всю территорию, некогда принадлежавшую этим древнерусским правителям. В этот комплекс, однако, по ясным утверждениям «Сказания», явно не входила «Литва» (земли за рекой Березиной), не говоря уже о Польше. Для обоснования прав Ивана IV и на эти земли была использована возникшая в середине XVI в. легенда о происхождении Гедиминовичей, согласно которой родоначальник Ягеллонов — Гедимин был не безвестным «слугой» московского князя, а литовским князем, происходивших от избранных на литовский трон полоцких князей — потомков Изяслава, сына Владимира. Следовательно, потомки Гедимина принадлежали к тому же роду потомков Рюрика, что и потомки Ивана Калиты. Из этого в свою очередь вытекало, что Ягеллоны «по коленству… братья» московских государей, а «Коруна Польская и Великое княжество Литовское, — как формулировал царь устами своих дипломатов, — наша вотчина, что того роду не осталось никого, а сестра королева государству не отчич». Единственный «отчич» Ягеллонского наследства — это Иван IV. Правда, если наследственные права Ягеллонов на Литву были общеизвестны, то с их правами на Польшу дело все же обстояло далеко не так хорошо. Поэтому генеалогические выкладки новой версии происхождения Гедиминовичей были подкреплены экскурсом в древнепольскую историю, из которого следовало, что первые польские князья (Болеслав Храбрый и его преемники) были «в равенстве и в дружбе» с галицкими князьями, «ас киевскими великими князьями и в послушенстве были»[145], т. е. подчинялись верховной власти киевских князей — предков московских государей.

Речь шла, таким образом, об осуществлений в несколько видоизмененных формах концепции, сформулированной московскими политиками еще в начале XVI в. Однако с расширением ее рамок за пределы территории древнерусской народности, на такие иноэтнические территории, как Польша и этнографическая Литва, нарушалось соответствие между объективным содержанием и внешней формой концепции за счет выдвижения на первый план патримониальной власти монарха как главного объединяющего ряд различных стран элемента. Хотя на переговорах 1573 г. указанная концепция и не выдвигалась, представляется, что именно в ее контексте становятся понятнее и некоторые другие условия, выдвигавшиеся царем. Это прежде всего требование передать в состав Русского государства Киев (хотя бы и без пригородков), как формулировалось в царском «ответе» «для нашего царского именованья»[146].

В свете изложенного выше именно передача Киева в руки царя окончательно превращала его в правопреемника старых киевских князей со всеми вытекавшими из этого историко-правовыми обоснованиями. Отражение этой же концепции обнаруживается и в предложенном царем проекте титулатуры будущего восточноевропейского монарха: «Божьей милостью государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, киевский, владимирский, московский, король польский и великий князь литовский»[147], где королевский титул поставлен не только после царского, по и после ряда территориальных эпитетов титулатуры. Это и понятно, если учесть, что польские короли были когда-то «в послушенстве» у великих князей киевских, т. е. стояли ниже их на иерархической лестнице.