Внезапная тишина обрушилась на Траутмэна. Он повернулся к ангару, и сердце у него защемило.
Как вы думаете, удастся ли ему обнаружить там кого-нибудь?
Собственный голос показался ему чужим.
Мэрдок пожал плечами.
— Если вы имеете в виду американских военнопленных, то навряд ли. Но есть ряд вопросов, которые требуют выяснения. И есть люди, заинтересованные в этом.
— Вижу, все это вас не очень трогает, — сказал Траутмэн.
— Не я начинал войну, полковник. Достаточно того, что теперь мне приходится расхлебывать эту кашу за других.
Мощный рев двигателя наполнял самолет, корпус его дребезжал. Салон освещала единственная лампочка над овальным люком аварийного выхода. Рэмбо сидел в позе медитации, скрестив ноги, не отрывая взгляда от полоски света, которая пробивалась из штурманской кабины. Там, вместе с Эриксоном, который вел машину, находился еще один пилот, Дойл. Он наблюдал за дисплеем в верхней части кабины. Сюда сходились показания всех приборных систем самолета. Заметив отрешенный взгляд Дойла, Рэмбо заподозрил, что парень балуется наркотиками.
Шум самолета не мешал Рэмбо, он просто не замечал его, возвратившись мыслями к серебристому кокону паутины.
Траутмэн напряженно застыл у приборов, вглядываясь в экран радара и позабыв, что рядом с ним Мэрдок.
— Система АВАКС сообщает, что цель появилась в квадрате два — пять, — объявил техник в наушниках. — Они идут точно по графику.
И он передал в микрофон:
— «Одинокий Волк», вас понял. Сообщение принято. Траутмэн не отрывал взгляд от сверкающей точки на экране. Точка, медленно передвигавшаяся по вычерченной компьютером карте Центрального Лаоса, нестерпимо жгла ему глаза.
Рэмбо услышал движение в кабине пилотов и заставил себя оторваться от созданного им образа — тончайшая сетка паутины, притягивавшая к себе его мысли, растаяла. Он снова находился в самолете.
Перед ним, освещаемый лишь отблесками приборов, стоял Эриксон. Он поручил управление Дойлу и вышел в салон.
— Пойдем, покажу кое-что.
Рэмбо встал и двинулся за ним. В кабине Рэмбо устроился между креслами пилотов. Справа от него сидел Дойл, слева Эриксон, который вновь принял на себя управление.
Рэмбо бросил взгляд через переднее стекло: чернота обступала самолет. Затем глаза привыкли, и в слабом свете луны он стал различать полосу джунглей. Бескрайние, полускрытые во мраке ночи заросли проносились под крылом самолета с головокружительной скоростью.
— Кончен бал, погасли свечи, — заявил Эриксон, отключая освещение приборов.
Кабина погрузилась в полную тьму.
Впереди, заполняя своими зубчатыми гребнями весь горизонт, горделиво вздымались Аннамские горы. Одну сторону склонов заливал лунный свет, другая терялась во мраке.
На какую-то долю секунды им показалось, что самолет еще отделяет от гор достаточное расстояние, но уже в следующее мгновение пугающая своей близостью горная громада выросла прямо перед ними. Эриксон рванул рычаг управления, направляя машину резко вниз. Скалистые вершины оказались едва ли не вровень с самолетом, скользившим теперь между лесистыми склонами.
Дойл посветил маленьким фонариком на щитки приборов. Но это было лишнее. Эриксону не требовались показания приборов — он и самолет слились в единое целое. Торжествующий крик вырвался у Эриксона:
— Ура! Вот это класс!
Если бы он не был привязан ремнем, то подскочил бы на сиденье.
— Жми! Поддай еще газу! — раздался рядом возбужденный голос Дойла.
Рэмбо почувствовал как к горлу подступает тошнота.
Горы исчезли так же внезапно, как и появились, сменившись полосой непроходимого тропического леса. Эриксон вытворял чудеса пилотажа: «Перегрин» шел, едва не задевая верхушки деревьев.
— Добро пожаловать в гиблые места! — крикнул Эриксон у него над ухом.
Тропический лес по виду ничем не отличался от того, что они видели в Лаосе или Таиланде. И тем не менее все здесь было иначе. Рэмбо настороженно всматривался в открывшуюся перед ними картину. Они летели над Вьетнамом.
— Ну, начинается потеха, — бросил Дойл.
— Ты давай работай, — сказал ему Эриксон, и, отстегнув привязной ремень, поднялся со своего кресла.
Он снял наушники и посмотрел на Рэмбо.
