— Собирайся. Через минуту на выход.
Рэмбо ощутил учащенное биение сердца. Усилием воли он восстановил нормальный ритм. Сорок два удара в минуту.
Эриксон открыл люк, и оглушительный шум ворвался в салон. Рэмбо, прищурившись, в последний раз осмотрел свое снаряжение, прицепил вытяжной фал к тросу над головой.
Заросли были так близко, что он уже различал листья деревьев в лунном свете. Рэмбо глубоко вздохнул.
— Осталось пять секунд. — И Эриксон начал отсчет: — Четыре, три, два, один! Приятного полета.
Желтый огонек сменился зеленым.
— Пошел! — были последние слова Эриксона. Мощный бросок вперед — и Рэмбо выскочил в открытый люк.
По радио вдруг донеслось испуганное: — Что за черт!
Траутмэн сразу узнал голос Эриксона.
— Что там у них стряслось? — вскинулся Мэрдок. По радио звучала отборнейшая брань.
В чем дело? — заорал Мэрдок, хватая микрофон. — Отвечайте, «Стрекоза», отвечайте!
Дьявольщина! Зажало фал, он не может отцепить его от троса, так его разэдак! — кричал Эриксон.
— Как зажало?!
— Аварийная ситуация! Парашют не отделяется от троса, его тянет за самолетом.
— Отцепите фал сами! — рявкнул Мэрдок.
— Не могу! Я же сказал — зажало. Ну так перерубите его.
— Нет ножа. О черт! Его же разорвет на части! Траутмэн сжал руки, до крови вонзив в ладони ногти. Помещение наполнил сигнал тревоги.
Его охватила восхитительная легкость, от которой зашлось сердце. Но тут же тело сотряс страшный удар. Плечи с силой рвануло назад. Адская боль пронзила его. Фал, застрявший в самолете, перехлестнул стропы и тянул за собой задыхающегося Рэмбо. Сильные воздушные потоки били его о фюзеляж. Еще немного — и его лоб раздавит о корпус самолета, либо разобьет о вершины деревьев, в опасной близости к которым шел самолет. Он с ужасом осознал, что произошло. Парашют не раскрылся! И хуже того — трос не дает ему оторваться от самолета.
Ветром сорвало шлем, дышать было нечем, заплечный мешок давил невыносимой тяжестью, а руки прижало к телу так, что он не мог пошевелиться.
Дернуть бы за кольцо парашюта. Но он тут же сообразил, что даже, если купол раскроется, это ему не поможет: он все равно не сможет отделиться от самолета, только запутается в парашюте.
Барабанные перепонки едва выдерживали рев двигателей, бешеное завывание воздушного потока. Ветром сорвало с плеча автомат, он соскользнул с беспомощно прижатой к телу руки и скрылся внизу. Крепления аппаратуры тоже не выдержали, ремень оборвался, и система спутниковой связи последовала за автоматом.
Только бы вздохнуть! Господи, только бы вздохнуть!
Дойл сжался от сотрясавшего кабину грохота. Пронзительный сигнал тревоги звенел, не переставая. Дойл взглянул вперед и ахнул: прямо на них летели горы.
Набирай высоту! Уходить надо! — испуганно крикнул он.
Рано, — отозвался Эриксон.
— Ты что, не понимаешь, мы разобьемся в этих чертовых горах!
— Нет, подождем, когда он отцепится. У него получится!
Руки не слушались. Ценой напряжения всех сил он заставил себя пошевелить пальцами. Вокруг не было видно ни зги, да и слепящий ветер все равно мешал смотреть. Действовать придется на ощупь. Каждое движение стоило ему почти нечеловеческих усилий. Борясь с сопротивлением воздушного потока, он все-таки дотянулся до ножа на поясе.
Лишь бы не задохнуться, не потерять сознание!
За долгие месяцы тяжелого физического труда в карьере мышцы его стали словно стальными. Лишь благодаря этому ему удалось сомкнуть пальцы вокруг рукоятки ножа и медленно, мучительно медленно, вытянуть нож из чехла.
Грудь разрывалась от боли. Хотя бы один глоток воздуха!
Достать нож не самое сложное. Рэмбо прошел многое — войну, вьетнамские тюрьмы, затем был тот город, и снова тюрьма. Но выдержал все. Теперь ему предстояло сделать невозможное.
Поднять над головой безжизненную руку и перерубить трос.
Траутмэн затаил дыхание. Окружающее перестало для него существовать. Мэрдок, техники, приборы — он не видел никого и ничего. Он ловил каждый звук, доносившийся из радиопередатчика. В мыслях Траутмэн находился на борту самолета, он стоял возле разверзшегося в черноту ночи люка и в отчаянии смотрел, как самолет тащит за собой нераскрывшийся парашют Рэмбо.