Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии - страница 90
С этой целью Вальмон оказывает помощь некоторым беднякам — причем таким образом, чтобы это стало ей известно:
Да, сударыня, именно среди бедняков, которым я оказал помощь, вы, поддавшись благороднейшей чувствительности, которая украшает самое красоту и делает еще драгоценнее добродетель, вы окончательно смутили сердце, и без того опьяненное неукротимой любовью. Может быть, вы припомните, какая озабоченность охватила меня по возвращении? Увы! Я пытался бороться с влечением, становившимся уже сильнее меня (66–67).
Этот «хороший поступок» заставил Вальмона «искренно» задуматься о природе добродетели:
Должен признаться в своей слабости — я прослезился и почувствовал, как всего меня охватывает невольный сладостный трепет. Я просто был удивлен тем удовольствием, которое случается испытывать, делая добро, и был недалек от мысли, что заслуги людей, которые у нас именуются добродетельными, не так уж велики, как нам обычно внушают (43).
Слезы, несомненно указывая на искренность Вальмона в стремлении делать добро, сами по себе отнюдь не свидетельствуют о его моральном перерождении.
Отличительная черта пушкинского ДГ — сочетание искренности и жестокости — также, на наш взгляд, указывает на зависимость характера пушкинского героя от героя Лакло. Искренность как средство соблазнения ДГ использует совершенно так же, как Вальмон, который, убеждая де Турвель в подлинности своих чувств, признается ей в своих многочисленных любовных связях (91–92).
Другой важный мотив, указывающий на сходство пушкинской драмы и романа де Лакло — отказ от легкого пути в соблазнении героини. Вальмон отказывается от первой представившейся ему возможности соблазнить госпожу де Турвель, потому что целью его является полнота обладания ее душой. Точно так же пушкинский герой отказывается от возможности соблазнить Дону Анну, оставаясь под именем Дона Диего. ДГ открывает ей свое настоящее имя (а также и то, что он — убийца ее мужа) для того, чтобы усилить кощунственный аспект соблазнения и заявить, что в нем «нет раскаяния». Истинной целью ДГ оказывается не соблазнение Доны Анны, а кощунственный вызов небесам.
И в этом отношении Дон Гуан совершенно следует за Вальмоном, для которого соблазнение госпожи де Турвель вовсе не главная задача. Истинную свою цель он формулирует следующим образом:
Вы знаете президентшу Турвель — ее набожность, любовь к супругу, строгие правила. Вот на кого я посягаю, вот достойный меня противник, вот цель, к которой я устремляюсь (19).
Соперником Вальмона, таким образом, оказывается вовсе не муж:
Эта женщина станет моей, я отниму ее у мужа, он только оскверняет ее; я дерзнул бы отнять ее у самого бога, которого она так возлюбила ‹…› Поистине, я стану тем божеством, которое она предпочтет (23).
Итак, главное для Вальмона — кощунственное стремление добиться того, чтобы госпожа де Турвель сделала его своим «божеством», предпочтя его, Вальмона, тому, с кем он не боится вступить в состязание. Вот почему легкое соблазнение его не привлекает.
Совпадают у Пушкина и Шодерло де Лакло также некоторые второстепенные сюжетные мотивы. Так, не имеющая аналога у Мольера пушкинская сцена у Лауры восходит к сцене у куртизанки Эмилии в «Опасных связях». Подобно Дон Гуану, Вальмон появляется у Эмилии неожиданно и заставляет ее отвернуться от соперника. (Правда, Вальмон не убивает его, как Дон Гуан, а «смертельно» напаивает.)
Это сходство мотивных структур обоих произведений — как в основном, так и во второстепенном — служит, по нашему мнению, веским свидетельством генетической зависимости пушкинского «Каменного гостя» от «Опасных связей» Шодерло де Лакло.
Не будет преувеличением сказать, что Пушкин не просто хорошо знал роман де Лакло, но что это было одно из литературных произведений, оказавших значительное воздействие на его интеллектуальное развитие[517]. Хотя он познакомился с романом в ранней юности, первые упоминания приходятся на 1828–1829 годы — в отрывке «‹Гости съезжались на дачу›» и в письме А. Н. Вульфу от 27 октября 1828 года («Тверской Ловелас С. — Петербургскому Вальмону здравия и успехов желает» — XIV, 33). Помимо этих, прямых упоминаний, Л. И. Вольперт, тщательно исследовавшая тему «Пушкин и Шодерло де Лакло», усмотрела влияние «Опасных связей» на пушкинский «‹Роман в письмах›» (1829) и сделала вывод о том, что роман де Лакло служил своеобразным фоном игрового поведения самого поэта
