Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии - страница 71

В Петербурге Пушкин наконец обрел давно искомую им профессиональную среду.

Осмотрительное и осторожное поведение этих людей, находившихся под самым пристальным вниманием правительства, совсем не означало полного примирения с существующим порядком вещей. Так, Дельвиг на страницах «Северных цветов» на 1826 год анонимно печатал Н. Бестужева и В. Кюхельбекера[427]. Именно петербуржцы, включая, конечно, Вяземского, составили «пушкинский круг писателей», по определению М. И. Гиллельсона[428].

Однако и по приезде в Петербург Пушкин не спешит обнародовать «Стансы». Но теперь это в первую очередь объяснялось отношениями с правительством; «дело» о «Шенье» продолжается и, как кажется, ничего хорошего Пушкину не сулит; 29 июня 1827 года, после очередного весьма энергичного допроса, Пушкин был вынужден обратиться к Бенкендорфу с просьбой о личном свидании.

Это свидание, состоявшееся 6 июля 1827 года, определило очень многое в пушкинской судьбе, но, поскольку никаких высказываний о нем не существует, мы скорее догадываемся о том, что тогда произошло, чем знаем определенно.

После встречи с шефом жандармов Пушкин перестал привлекаться к следствию об «Андрее Шенье», притом что само «дело» продолжалось и определение суда имело крайне неблагоприятный для Пушкина характер («О непредоставлении Пушкиным суду доказательств в том, что стихи „Андрей Шенье“ сочинены и пропущены цензурой ранее декабрьских происшествий, и о небрежном хранении им цензурою не пропущенного сочинения, которое могло бы произвести вредное влияние на умы»[429]).

Именно после свидания с Бенкендорфом 20 июля 1827 года «Стансы», так долго ждавшие своего часа, были отправлены в жандармскую цензуру. Посланы они, конечно, в том виде, в котором были и напечатаны, то есть свой окончательный вид стихотворение получило не позднее этого дня.

16 июля, в годовщину казни декабристов и сразу после разговора с Бенкендорфом, был написан «Арион». Нам представляется, что смысл этого стихотворения в значительной степени определен именно этими, столь разными в исторической перспективе обстоятельствами: восстанием декабристов и примирением Пушкина с властью[430]. Ведь для Пушкина, как и для многих его друзей, сочувствовавших декабристам, но не связанных с движением организационно, буря разразилась не столько во время самого восстания, сколько потом, когда общество переживало правительственные репрессии. Для Пушкина возвращение из ссылки и беседа с императором в сентябре 1826 года явились не избавлением, вопреки его первоначальным ощущениям, а началом новых серьезных испытаний. Свидание с Бенкендорфом в июле 1827 года положило им предел и по своим последствиям имело не менее важное значение в жизни Пушкина, чем свидание с императором в сентябре 1826 года. Надежда «на милость царскую», подкрепленная очередным «отпущением», обрела новую пищу и позволила поэту сделать именно на ней смысловой акцент «Стансов»; так, строка «И памятью, как он, незлобен» из середины стихотворения переместилась в его финал.

22 августа Бенкендорф извещает поэта о том, что «стихотворения ваши государь изволил прочитать с особенным вниманием» и что «Стансы» дозволяются к печати (XIII, 335). И почти сразу после получения разрешения на публикацию Пушкин начинает распространять стихотворение в обществе. Первое известное нам (по донесениям фон Фока) чтение «Стансов» имело место 31 августа на новоселье у Ореста Сомова, где среди приглашенных были К. С. Сербинович, в недавнем прошлом ближайший помощник Карамзина, и Дельвиг. Последний подобрал к стихотворению музыку. Присутствовавшие выпили за «здоровье цензора Пушкина ‹…› обмакивая стансы Пушкина в вино»[431].

А. А. Дельвиг, в присутствии которого «Стансы» были прочитаны публично впервые, выражает желание напечатать стихотворение в альманахе «Северные цветы» на 1828 год, о чем Пушкину сообщает П. А. Плетнев (XIII, 345) и в ноябре получает на это разрешение цензуры. Однако, вместо того чтобы публиковать «Стансы» в Петербурге, в «Северных цветах» Дельвига, Пушкин в декабре 1827 года, не позднее 17 декабря, отправляет стихотворение в Москву, Погодину (XIII, 350), и оно выходит в первом номере «Московского вестника» за 1828 год. Обративший внимание на это обстоятельство В. Э. Вацуро не дал ему никакого объяснения, отметив только его поспешный характер, не мотивированный большими «долгами» поэта перед «Московским вестником», потому что, несмотря на них, Пушкин отдает в «Северные цветы на 1828 год» «Графа Нулина», произведение значительно более объемное и дорогое, чем «Стансы»