— Тем не менее, ты получишь свое. У меня есть кошельки двадцати футболистов, которые поставили на то, что ты не выпьешь и десять.
Я прищурила глаза.
— Удваивай или не говори ничего, я могу выпить и пятнадцать.
— Да ладно! — воскликнул Шепли. — Ты же не собираешься попасть в больницу на свой день рождения, Эбби!
— Она может сделать это, — сказала Америка, уставившись на Бразила.
— Сорок баксов за стопку? — неуверенно спросил он.
— Испугался? — поинтересовалась я.
— Черт, нет! Я дам тебе двадцать за стопку, и когда ты прикончишь пятнадцать, я удвою.
— Вот так отмечают в Канзасе, — сказала я, опрокидывая еще одну. Час и три стопки спустя, я танцевала в гостиной с Трэвисом. Играла рок баллада, и он одними губами напевал ее для меня. В конце первого припева он наклонил меня, и мои руки свесились назад. Когда он поднял меня обратно, я вздохнула.
— Ты не сможешь сделать этого, когда я начну получать по двойному тарифу за стопку.
— Я тебе говорил, как потрясающе ты сегодня выглядишь?
Я покачала головой, обняла и прислонилась к его плечу. Он еще крепче прижал меня к себе и уткнулся лицом в шею, заставляя меня забыть о решениях или браслетах, или отдельных личностях. Я была именно там, где хотела находиться. Когда медленную мелодию сменил быстрый ритм, дверь открылась.
— Паркер! — воскликнула я, подбежав к нему, чтобы обнять. — Ты все-таки пришел!
— Извини за опоздание, Эбс, — сказал он, прижимаясь губами к моим. — С Днем Рождения.
— Спасибо, — ответила я, краем глаза наблюдая, как Трэвис пялится на нас.
Паркер поднял мое запястье.
— Ты носишь его.
— Я же сказала, что буду носить. Потанцуем?
Он покачал головой.
— Э… я не танцую.
— Ладно, хочешь стать свидетелем моей шестой стопки Петрона? — я улыбнулась, подняв мои пять двадцатидолларовых купюр. — Я все удвою после пятнадцатой.
— Немного опасно, а?
Я наклонилась к его уху.
— Я справлюсь с ними. Играла в такую игру с отцом с шестнадцати лет.
— Ого, — произнес он, неодобрительно нахмурившись. — Ты пила текилу с отцом?
Я пожала плечами.
— Это был его способ сблизиться.
Паркер казался впечатленным, когда отвел от меня взгляд и начал рассматривать толпу.
— Не могу надолго остаться. Завтра рано отправляюсь на охоту с отцом.
— Хорошо, что моя праздничная вечеринка сегодня, а то завтра ты бы пропустил ее, — сказала я, удивленная его планами.
Он улыбнулся и взял меня за руку.
— Я вернулся бы вовремя.
Я потащила его к барной стойке, подняла очередную стопку, осушила ее и, перевернув донышком вверх, поставила ее обратно к пяти таким же. Бразил вручил мне еще двадцатку и я, танцуя, прошла в гостиную, где меня схватил Трэвис, и мы начали танцевать с Америкой и Шепли.
Шепли шлепнул меня по попе.
— Раз!
Второй удар по моему заду добавила Америка, а потом присоединились все остальные участники вечеринки, кроме Паркера. Дойдя до девятнадцати, Трэвис потер ладони друг о друга.
— Моя очередь!
Я потерла ноющие от боли ягодицы.
— Полегче! У меня вся задница болит!
Со злой ухмылкой он высоко поднял руку. Я крепко зажмурилась. Через несколько секунд оглянулась назад. В тот момент, когда его рука приблизилась, он остановился и легонько шлепнул.
— Девятнадцать! — воскликнул он.
Гости зааплодировали, а Америка затянула пьяную интерпретацию песенки «С Днем Рожденья тебя». Я засмеялась, когда наступил момент называть мое имя, и вся комната пропела «Голубка».
Зазвучала следующая медленная мелодия, и Паркер вытащил меня на импровизированный танцпол. Довольно быстро мне удалось понять, почему он не танцует.
— Прости, — сказал он, наступая мне на ноги уже в третий раз. Я положила голову ему на плечо.
— У тебя хорошо получается, — солгала я.
Он прижался губами к моему виску.
— Что ты делаешь в понедельник вечером?
— Ужинаю с тобой?
— Да. В моей новой квартире.
— Ты нашел!
Он засмеялся и кивнул головой.
— Правда, мы закажем еду на дом. Моя стряпня не совсем съедобна.
— Я в любом случае ее съем, — улыбнулась я ему.
Паркер оглядел комнату и затем повел меня в коридор. Он осторожно прижал меня к стене, целуя своими мягкими губами. Его руки были повсюду. Сначала я подыгрывала, но после того, как его язык проник между моих губ, я отчетливо поняла, что делаю что-то неправильное.
