Когда я, наконец, продрала глаза, то увидела, что моей подушкой служили затянутые в джинсы ноги. Трэвис, в отключке, прислонился спиной к ванне, опираясь головой о стену. Он выглядел так же плохо, как я себя чувствовала. Я откинула одеяло и встала, ужаснувшись своему отражению в зеркале.
Я выглядела как труп.
Тушь черными разводами стекла по щекам, помада размазалась вокруг рта, а волосы свалялись так, что там могли завестись крысы.
Трэвис был окружен полотенцами, простынями и одеялами. Он устроил постель прямо здесь, пока я избавлялась от той текилы, что выпила вчера. Трэв провел со мной всю ночь, придерживая мои волосы.
Я открыла кран, держа руку под водой пока она не стала нужной мне температуры. Стерев с лица этот ужас, я услышала стон с пола. Трэвис потер глаза и потянулся, осматриваясь вокруг, потом дернулся в испуге.
— Я тут, — сказала я. — Почему бы тебе не пойти в постель? Не поспать немного?
— Ты в порядке? — спросил он, еще раз потирая глаза.
— Да, в порядке. Ну, на столько, насколько это возможно. Мне станет лучше сразу после душа.
Он встал.
— И чтобы ты знала, ты получила от меня звание ненормальной, прошлой ночью. Я не знаю, где ты этому научилась, но я не хочу, чтобы ты делала так снова.
— Я росла среди этого, Трэв. Тоже мне, большое дело.
Он взял меня за щеку и вытер остатки туши под глазом, большим пальцем.
— Но это меня беспокоит.
— Ладно, я не буду делать этого снова. Счастлив?
— Да. Но, мне нужно сказать тебе кое-что, если пообещаешь, не психовать.
— О, Боже, что я сделала?
— Ничего, но ты должна позвонить Америке.
— Где она?
— В Моргане. Вчера она поссорилась с Шепли и вернулась в общежитие, — я поторопилась в душ и влезла в одежду, которую оставил Трэвис на раковине. Когда я вышла из ванной, Шепли и Трэвис сидели в гостиной.
— Что ты ей сделал? — потребовала я ответа.
Его лицо поникло.
— Она очень разозлилась на меня.
— Что произошло?
— Я злился, что она поощряла тебя пить так много. Я думал, что это все закончится в больнице. Слово за слово, в общем, мы поругались. Мы оба напились, Эбби. Я сказал то, что не могу забрать назад, — он покачал головой, глядя в пол.
— Что, например? — сердито спросила я.
— Я обозвал ее парой слов, чем совсем не горжусь, и прогнал.
— Ты отпустил ее пьяной? Ты что, идиот? — спросила я, хватая свою сумку.
— Полегче, Голубка. Ему и так плохо, — вмешался Трэвис.
Я выловила свой сотовый из сумки и набрала номер Америки.
— Алло? — ответила она. Судя по голосу, чувствовала она себя ужасно.
— Я только что узнала, — вздохнула я. — Ты в порядке?
Я вышла подальше в холл, для уединения, злобно оглянувшись на Шепли.
— Со мной все хорошо. Он придурок.
Слова прозвучали грубо, но я могла услышать боль в ее голосе. Америка великолепно прятала свои эмоции ото всех, кроме меня.
— Прости, что не уехала с тобой.
— В тот момент тебе было совсем не до этого, Эбби, — произнесла она с презрением в голосе.
— Почему бы тебе не приехать за мной? Мы сможем об этом поговорить.
Она выдохнула в трубку.
— Не знаю. На самом деле, я не готова его увидеть.
— Тогда я скажу ему оставаться внутри.
Наступила долгая пауза, а затем я услышала, как она звякнула ключами.
— Хорошо. Буду у тебя через минуту.
Я вошла в гостиную с сумочкой на плече. Они наблюдали, как я открыла дверь в ожидании Америки, и Шепли стремглав соскочил с дивана.
— Она едет сюда?
— Она не хочет тебя видеть, Шеп. Я сказала ей, что ты останешься внутри.
Он вздохнул и опустился на подушку.
— Она ненавидит меня.
— Я поговорю с ней. Но все же вам лучше придумать вместе какое-нибудь потрясающее извинение.
Спустя десять минут, тишину нарушил гудок машины с улицы, и я закрыла дверь дома позади себя. Когда я начала спускаться по лестнице, Шепли пронесся мимо меня к красной хонде Америки и нагнулся, чтобы увидеть ее сквозь окно. Я остановилась, наблюдая, как Мер начала оскорблять его, гладя прямо перед собой. Она опустила окно машины и Шепли, похоже, начал оправдываться, а потом они вновь стали ругаться. Я зашла внутрь дома, чтобы оставить их наедине.
